— А на месте зачем? Надо здесь…
— Это кто как предпочитает. Я могу в любое время есть, привык. А вот графа одного возил, так тот есть не мог по утрам. Готовили завтрак и с собой брали.
— Какого еще графа?!
— Из Австрии. Хороший граф, умный, даже по-русски говорит немного. Он зимой приезжал, на медведя, и потом еще летом, рыбу ловить. Я его и на Красные скалы водил, так что проведу, не сомневайтесь.
— Граф застрелил медведя? — вдруг быстро спросил Павел.
— А как же! Встал первым номером: пока он не выстрелит, никто больше стрелять не должен, — пояснил Саша Стекляшкиным и Хипоне. — Медведь на него прет, граф не стреляет. Ему ору: «Давай, чего стоишь!», а он ни с места. Зверь совсем из берлоги выскочил, почти на него — тогда граф по нему в упор. И наповал. Подошел к туше, улыбнулся, и поворачивается к нашим: «Ну чего вы суетитесь?!» — говорит. Так вот, граф по утрам есть не мог.
— А как графа звали?
— Почему звали?! Он и сейчас живехонек, очень даже здоровый граф! Недавно открытку прислал — он в замке, в своей библиотеке, и голова медведя на стене — нашего медведя, из Саян.
— Ну, я лично могу есть тоже — когда угодно. Но вообще-то лучше в восемь часов, а не в шесть.
— Я тоже… — мотал головой Хипоня, и знаменитая борода болталась из стороны в сторону. — Я утром не могу есть, хоть убейте…
— Ну, мы с женой вставать рано привыкли, — рассудительно заметил Владимир Павлович, — инженеры как-никак.
— В общем, надо завтрак приготовить… А лучше всего так — сварить и ужин, и чтобы его только разогреть — и уже завтрак. А с собой тогда возьмем еды на весь день и чайник. Там тоже приготовим. И завтрак, кому надо, и обед для всех…
— Гм… Тогда, может, сварить сразу и завтрашний ужин?
— Не стоит, Ревмира Алексеевна, не стоит. Еда испортится, невкусная будет. Лучше не поленимся, и завтра. А мы все вам поможем, всем миром.
Какое-то время ушло на сборы всего нужного на завтра: удочек, еды, котелка, еды, чайника, чаю, аптечки, сменной одежды на всякий случай.
После ужина оставалось еще часа два до темноты, и сразу стало видно, как мало связаны между собой люди в маленьком отряде. Все разбрелись. Саша беседовал с Павлом, обсуждая детали работы двигателя, режимы и обороты. Стекляшкина это не так уж и увлекало. Ревмира с Хипоней вели литературные беседы. Доцент оживился, играл глазками, его губы стали красными, как кровь. Стекляшкину стало противно, он торопливо выбрался на улицу. Владимир Павлович чувствовал себя одиноко. Не в первый раз, скажем откровенно… Далеко не в первый. Но дома было что-то привычное, куда можно убежать от одиночества: книги, приятели, гараж (тут Владимир Павлович вспомнил пережитое унижение и скрипнул зубами от ярости). И как ни странно, важное место в размышлениях Владимира Павловича занимал Сергей Динихтис и его своеобразная жена. Умеют же устраиваться люди!
Вот, не понравилось ему жить с одной женой, и завел он себе тут же другую… Мало того, что юную, на которую глаз положить может не только такой кобель, как доцент Хипоня. Но которую еще и кусает, куда хочет. Которая ведет себя соответственно. А он что? Он так и будет жить с Ревмирой, это ясно. Ему эта дрянь изменяет, чуть не на глазах вырастают рога, а он живет и, конечно, будет жить и дальше. Потому что не сумеет он завести себе путной женщины. Кому он нужен, с его инженерским заработком и вечно луковой физиономией?! А Ревмира… ну ладно, пора себе признаться, хоть под старость — никогда не любила его эта энергичная бабенка. Обидно, неприятно, но ведь так? И даже хуже, неприятнее — не уважает его она. Скорее всего, никогда и не был он для нее мужчиной, мужем… А уж последние лет пять — и в грош не ставит, не уважает нисколько, и прямо скажем — ведь и не за что!
И от мысли, что через несколько лет станет он окончательно никому и ни за чем не нужным, и не останется в его жизни ничего, кроме как стареть в компании Ревмиры, такая тоска одолела бедного Стекляшкина, что задыхаясь, готовый заплакать, прислонился он к стволу здоровенной пихты, почти такой же, как тот кедровый комель на речном плесе, по дороге сюда.
От невротических симптомов Стекляшкина спас вполне внешний раздражитель: кто-то зачем-то стал наверху хлопать дверцей деревянного сортира. Наверное, пока Стекляшкин бродил по противоположному склону, кто-то поднялся к уборной… Только зачем он с такой силой стукает и стукает дверьми?!
Кто это там, внизу, торчит около тропинки вверх? А, Ревмира! И с ней, конечно же, Хипоня.
ebooksa