Другой

22
18
20
22
24
26
28
30

Возможно, вы читали о несчастном случае в ту холодную ноябрьскую субботу — Вининг Перри, отец двенадцатилетних Холланда и Нильса, встретил свою смерть, когда таскал тяжелые корзины в подпол амбара, в яблочный погреб, на зимнее хранение. Согласитесь — ужасная трагедия. Восемь месяцев спустя после похорон Вининга игры в погребе были все еще под запретом. Но пришел июнь, кончились занятия в школе, с дисциплиной покончено, история и география задолго до дня летнего солнцестояния заброшены, в саду и в поле пора бурного созревания, и в послеполуденный час так приятно было пробраться в яблочный погреб вопреки всем запретам. Как холодно, и темно, и тихо там было! Какими тайнами веяло! В погребе в любое время года сохранялось странное очарование — оно прямо-таки чувствовалось в воздухе, и не только потому, что Смерть показала здесь свое лицо.

Я много чего рассказывал мисс Дегрут об яблочном погребе. Комната с привидениями, говорит она, — она права. Глубоко под землей, стены обшиты тиком, без электрического освещения — погреб был поистине таинственным местом. Шесть месяцев в году, с октября по март, здесь рядами стояли корзины, полные яблок; связки лука висели на стропилах вместе с гирляндами сушеного перца; на полках — горы свеклы, пастернака, турнепса. Но с марта по октябрь, когда полки пустели, погреб наполнялся иным, фантастическим содержанием. Мальчишеское воображение населяло его королями, придворными, злодеями... Сцена, замок, тюрьма — вот какие семена были посеяны там, внизу, таинственно прорастая ночами, как грибы. И стены погреба запросто расступались во все стороны, потолок уходил в безвоздушное пространство, и воля растворяла камень, деокторево и известь.

Но тогда, в июне, когда вся бесконечная протяженность лета еще лежала перед тобой как на ладони, когда тебя так и тянуло в сказочное подземелье, погреб был под запретом, надо было хитрить, чтобы не попасться. У тебя были спички в жестянке из-под табака «Принц Альберт» и огарок свечи, воткнутый в горлышко бутылки. Все дышало смертельной тайной, ты напряженно вслушивался, уши торчком, в страхе разоблачения, в каждом шорохе тебе мерещились Изменник, Великан, Бродячий Ужас...

1

— Стой! — крикнул Нильс, и музыка резко оборвалась — гнусавое завывание, от которого звенело в ушах и становилось не по себе. — Слушай! Наверху кто-то есть. Ты понял? Слушай!

— Псих.

— Холланд — слушай! — настаивал он, голос его дрожал от ужаса. Поспешно схватил свечу, задул, опрокинув бутылку, заменявшую подсвечник; бутылка покатилась, звонкое эхо разнеслось по погребу.

Кто-то был там, разгуливая наверху, это точно. Кто-то очень старался, чтобы его не услышали. Кто-то — ябеда и наушник, вечно из-за него неприятности. Почти беззвучны были его шаги, настолько беззвучны, что лицо Нильса перекосило от напряжения, так он старался их расслышать. Коварен был этот Кто-то наверху, нарочно ходил босиком или в мягких резиновых тапочках.

— Ты псих. Чушь! Никого нет. — Нильс не мог видеть брата, но угадывал в голосе знакомое отточенное острие насмешки. Нильс бессознательно почесал ладонь, закапанную горячим воском.

— Наверху кто-то есть, — возразил он твердо. — Кто-то...

Кто-то живой, хотел он сказать; по крайней мере, он надеялся, что там живой человек, а не призрак.

— Туп, как клоп.

— Нет, сэр! — парировал Нильс; он беспокойно гримасничал, подняв лицо к доскам настила. Вот снова послышались эти тайные, вызывающие дрожь, вкрадчивые шаги. Он ждал жалобного протеста железных петель, который неминуемо должен был последовать.

Тишина. Шаги не ускорились и не замедлились, их просто не стало. И тут же донесся слабый глухой двойной стук по крышке люка, и он представил, как Кто-то опустился на колени, приник головой к люку, приставил ладонь к уху, ухо к крышке люка и вслушивается...

Он затаил дыхание.

Кто-то уходил, шел на цыпочках прочь от люка; доски потрескивали. Вот Кто-то совсем ушел. Фу-у... Нильс вдохнул страх, будто экзотический аромат, его трясло от напряжения.

— Нянг-данг-га-данг-друмм-друмм-данг-да...

Гадство, опять он со своей гармоникой, идиотская песенка Матушки Гусыни. Столько раз слышал ее, что выучил наизусть.

Скажи, где Вавилон стоит?

За тридевять земель...