Другой

22
18
20
22
24
26
28
30

— Кое-кто знает. Ты должен сказать.

— Я не могу. Я дал слово.

— Ты можешь.

— Это секрет. Я обещал.

— Обещал кому?

— Ты знаешь!

— Скажи!

— Я обещал ему!

Он вырвался. Тонкая цепочка капель выступила вдоль щеки, там, где булавка-месяц царапнула его. Он взял у нее носовой платок, отошел на некоторое расстояние, вытер щеку и посмотрел вдаль, за копны, на чучело, чье хрупкое тряпичное тело болталось на ветру. На одном плече, как огромный черный эполет, сидела ворона, повернув голову к нему.

Глядя неотрывно в лицо пугала, он видел, как постепенно, черточка за черточкой, оно менялось, становилось другим лицом. Лицом, которое он мог узнать. Мог, но не хотел. Лицо больше не было соломенным, но все в пятнах лишая, разложившееся, плоть ссохлась, глаза впали, губы оттянуты назад от высохших десен, обнажая зубы цвета слоновой кости. Тем не менее чье оно? Чье? Погоди! О, Иисус! Теперь он видел: копна светлых волос, выгнутые брови, ухмыляющийся рот — будто он подло радуется тому, что может торчать здесь, среди кукурузы, издеваясь над ним.

— Нильс, он мертв. Холланд умер. — Она подошла, взяла его за руку, насильно отвернула прочь от Того, Другого лица. — Помнишь, детка? В день его рождения. Холланд! Пойдем, ты должен признать это наконец. Это больше не игра. Ты понимаешь?

Он покачал головой, не желая, чтобы она одержала верх над ним, потому что тогда, он чувствовал, она станет сильнее, станет для него угрозой.

— Нильс... — начала она, но замолчала, не зная, как продолжить, разрываясь между жалостью и страхом. Потом повторила вопрос и остановила его, когда он начал отвечать. — Нет, детка, не говори мне, чтобы я спросила у Холланда...

Он на глазах превращался в чертенка, эльфа, отталкивающего вида и с дурным нравом, лицо его выражало неистовую зловредность, как лицо куклы-лампы.

— Да! Холланд! — выкрикивал он. — Холланд — если хочешь знать правду! Холланд взял младенца! Пришел вечером и положил пилюли — шесть пилюль — в твой стакан с имбирным пивом, дождался, пока ты уснешь, потом взял ребеночка, унес его прочь, а на его место положил куклу-лампу — маленькое подменное дитя.

— Нет, детка...

— Да! Он ненавидел младенчика! Потому что девочка была такая хорошенькая, потому что мы все любили ее! Он ненавидел ее! — Он выкрикивал, выдавливал из себя всю заразу скопившегося уродства и злобы. — Я боялся — я знал, что он может обидеть девочку. Я пытался уберечь ее. Хотел остановить его. Но я не мог. — Он перевел дух и бросился дальше. — Он взял младенчика, он убил Рассела...

Она задыхалась, мысли ее мешались по мере того, как сыпались разоблачения, одно за другим, ничего, ничего более не утаивалось от нее. Да, Рассел видел кольцо, поэтому Холланд подложил вилы в сено. Увидел кольцо? Она не поверила. Кольцо? Он поведал ей предысторию о подарке Холланда, с каким трудом он получил его, как при помощи ножниц для обрезки роз...

— Ножницы для роз?

— Да, я повесил их обратно на крючок.