Валентайн

22
18
20
22
24
26
28
30

Иногда в тишине слышен шепот сера Караваджо. Любовь моя, моя смерть. Мальчику интересно, что имеет в виду художник. Караваджо ему не позволит взглянуть на картину. Мальчик стоит на границе света и тени. Он не чувствует холода, потому что он сам — источник холода. Разгар лета, и жаркие ветры дуют от Ости, и над сточной канавой прямо за окном стоит тяжелая вонь. Но в комнате — прохладно. Мальчик застыл в мраморной неподвижности. Перья на крыльях слегка колыхаются и подрагивают, но сам он стоит как статуя. Он даже не дышит. В воздухе пахнет прогорклой сладостью. На его гладкой, как жемчуг, коже выступила роса. Его глаза — непорочные и бесчувственные.

Тень от кисти лихорадочно дергается на стене. Любовь моя, моя смерть — что это значит?

— Знаешь, почему я не отражаюсь в зеркалах? — спрашивает Эрколино Серафини.

— Нет. Скажи мне, — отвечает художник из-за холста.

— Потому что я сам — зеркало. Сам по себе я — ничто. Когда ты на меня смотришь, ты видишь только себя, свою темную половину, ту часть себя, которую ты предпочел бы не видеть.

— Это все философия, — говорит сер Караваджо, — не говори мне про философию. Мне хватает и этих мудил кардиналов. Философия — прислужница содомии. — Он стряхивает кисть. Хватает бутылку и осушает ее на четверть одним глотком, с тараканом и всем прочим.

Мальчик даже не дышит.

* * *

ангел

Не могу даже вздохнуть потому что уже почти пора и я обязательно запорю эту чертову ля-бемоль запорю я знаю и тогда я уже никогда не вернусь обратно в Париж штат Кентукки ну и хрен с ним с Парижем не больно-то и хотелось туда возвращаться это ад блядский ад как они меня достают эти тетки то так причешут то этак складочки на плаще расправляют я просто Кен кукла Кен да анатомически корректный Кен и мне надо выиграть этот конкурс чтобы блядь хоть раз в жизни стать первым но эта девчонка на экране у нее классно выходит она хорошо двигается и она никогда не слажает на этой ля-бемоль и у нее никогда не будет волос на яйцах и ее голос никогда не сломается ведь у нее нет яиц и никогда не будет и она выбрала песню где нет этой чертовой ля-бемоль я не стал осторожничать как остальные я просто хотел доказать им всем что я это могу и вот теперь я точно срежусь но им всем плевать им всем на меня наплевать для них я никто просто талон на обед.

Хорошо. Приму я их идиотскую таблетку. Но только одну и такую... нормальную. Мне вовсе не хочется засыпать на сцене, и представляться гиперактивным кретином мне тоже не хочется. Вроде бы синенькая — нормальная. Выпью ее на глазах этой тетки-продюсера. Может быть, это поддержит мой голливудский имидж. Без толку. Без. Толку. (Надеюсь, я не обосрусь со страху.) Она и глазом не моргнула. Даже попросила служителя, чтобы принес мне водички из холодильника.

В конце коридора — свет. По всему коридору тянутся телеэкраны. Ряды и ряды экранов. Ее лицо крупным планом. Она смотрит прямо на меня, размноженная в пятьдесят копий, и улыбается победной улыбкой. Вылитая Тимми Валентайн, один в один, мне до сих пор непонятно, как он умудрялся так выглядеть — как парень и как девчонка одновременно, может быть, у него тоже не было никаких яиц. Тимми, Тимми. Может быть, если открыть свой разум он войдет у меня и я стану им как эта ведьма-бабулька собирается впустить его в себя она такая огромная жирная что мальчик весом в сто десять фунтов легко поместится у нее внутри а потом выскочит вот он я.

Вот, похоже, таблетка подействовала. Я спокоен. Спокоен. Синие таблетки всегда переносят меня в ущелье Вопль Висельника где я буду совсем один в той пещере где темно тихо всегда прохладно и пахнет как от пиздюльки Беки Слейк я знаю у нас с ней один раз было и у нее там полно волос целый лес хотя ей всего двенадцать, и, и, и, и...

По коридору из телеэкранов. Сосредоточься. Девочки медленно блекнут в кадре. Радужная заставка. И вот уже камера смотрит на членов жюри на одном конце сцены. Камера перемещается с одного лица на другое. Вот эта ведьма-бабулька. Она что-то записывает у себя в блокноте. Наверное, оценку. Сосредоточься. Дыши. Ровно. Дыши. Дыши. Как говорила училка музыки. Дыши. Как говорила Беки Слейк. Вдох — выдох. Вдох — выдох. Не напрягайся лучший день в твоей жизни, когда ты прикоснулся к мягкой и темной штучке такой красивый как у меня давай жми на кнопку это как в лифте белый мальчик увезет тебя высоко-высоко дыши не возбуждайся так сильно а то ничего не получится давай жми на кнопку Эйнджел ты такой красивый как ангел Эйнджел. Мне с тобой замечательно. Ты, потому что, еще слишком юный, чтобы спустить. Выход из коридора — как выход из пещеры. Господи, этот свет режет глаза. Мне больно.

Наш последний финалист — мальчик из Парижа, штат Кентукки — двенадцатилетний Эйнджел Тодд — добро пожаловать на конкурс двойников Тимми Валентайна, Эйнджел — в прямом эфире из Леннон-Аудиториум, Юниверсал-Сити, Калифорния — расскажи нам о себе, Эйнджел.

— Да особо рассказывать нечего, сэр. Я простой среднестатистический семиклассник из центральных штатов.

[АПЛОДИСМЕНТЫ]

— А вот если ты выиграешь в нашем конкурсе — у тебя будут деньги, слава, интересные предложения от кинокомпаний... и что ты со всем этим будешь делать?

— Я сделаю так, чтобы у мамы было все то, чего она заслуживает...

[БУРНЫЕ АПЛОДИСМЕНТЫ]

...словно тебя рвут на части дикие львы. Посмотри на жюри. Улыбнись им, посмотри в глаза. Установи контакт. Габриэла из-за кулис делает мне знак — мол, ну давай зрителям это нравится может быть их уже всех тошнит от калифорнийского идиотизма и от нью-йоркского идиотизма не говоря уже про идиотизм с переодеванием девочек в мальчиков они пришли сюда на представление и я еще не успел сосредоточиться как освещение меняется и рок-группа играет вступление только это не группа а синтезаторы и вот уже первые ноты звучат, филигранное плетение музыки в ожидании первой перкуссии и первых слов песни которая заполнит пустоту...