– Из собственного сада. К дичку прививали…
– Правильно говоришь, – встрял отец садовода.
Леха достал из кармана дрель и торжественно сунул ее в мою неумелую руку.
– Это тебе. Пробурить там где, или еще че…
Ненавижу хозработы! Сверлеж, долбеж, крепеж… Не дай бог когда-нибудь воспользоваться этим подарком.
– Правильно говоришь, правильно, – опять одобрил сына дядя Миша.
Леха наклонился и неловко прижал к себе Машу. Потом шагнул ко мне и смущенно ткнулся в мою щеку мягкими усиками.
– Правильно делаешь! – блеснул дядя Миша желтым глазом и почему-то захохотал.
Бывший заключенный Василий не подарил ничего. Он стоял в сторонке и ковырял спичкой в зубах. Тетя Рая, заметив его манипуляции, вытаращила глаза:
– Ой, а зубочистки-то! Забыли на стол поставить…
Ко мне приблизился Ленька Тимирязьев.
– Старик, – прошептал он, – может, тебе и не понравится, но так получилось…
Он извлек из пакета серебряный подсвечник, громко, чтобы услышала мадемуазель Ы, помянул «харю» и протянул его Марии. Моя жена обрадованно кинулась целовать Леньку, потом заспешила к своей новой подружке Ларисе. Обсудить восточный дар.
– Как он будет смотреться рядом с твоим «Оскаром»! – прощебетала мадам Еписеева. – Блеск!
Лариса кивнула и что-то тихо ответила. Ленька сунул руку в просторный карман своих санскритских штанов и вытащил знакомую коробочку от мумуя. «Ну все, – подумал я, – приехали». А Тимирязьев приглушенно сказал:
– Старик. Дарю тебе самое дорогое, что у меня есть. Продашь в случае чего. С руками оторвут…
Ну еще бы! Понятное дело! Мумуй, он и в Африке мумуй!
Ленька открыл коробочку. Там лежала великолепная большая марка с синей бабочкой. О ней я мечтал с детства и неоднократно предлагал Тимирязьеву обменять ее. Но он неизменно отказывался. Марка была действительно очень редкая! И вот теперь, значит, час пробил…
Прослезившись, я прижал голову Тимирязьева к своему животу и долго не отпускал. Гости заволновались и захотели взглянуть на Ленькин подарок.
– Детский сад, трусы на лямках! – фыркнула Лариса. – Нашел что подарить!