Ленька перекинул саксофон за спину и взял в руки микрофон.
– Друзья, – затянул он гнусавым ресторанным голосом, – все мы собрались здесь, чтобы отметить одно достославное знакомство. Скажем так, одного известного вам замечательного джентльмена с пока неизвестной вам, но, безусловно, прекрасной леди. Вы получили от них интригующие пригласительные билеты и пришли сюда. За что вам огромное спасибо! Имен наша пара просила пока не называть, но… – Ленька перевел дух и заорал, стараясь перекричать чавканье: – Дорогие гости! Вы сами должны отгадать, кто сейчас предстанет перед вашими уважаемыми очами! Итак, песня!
Музыканты встрепенулись, Тимирязьев перекинул саксофон на грудь и выпучил глаза. К микрофону выдвинулся пухлый солист в розовой рубахе, ужасно напоминавший огромного младенца. Он старательно пригладил блестящие длинные кудри и хрипло завел:
Я жиган московский, парень я блатной,
Торможу я тачку и – скорей домой.
Если ты – козлище, роги обломлю.
Вынимайте тыщи, денежки люблю!
Публика заметно оживилась. Некоторые даже прекратили жевать. Я с улыбкой посмотрел на Светлану и хотел отпустить замечание по поводу изысканности этой песни, но увидел, что на моей спутнице нет лица.
Тем временем солист перешел к припеву. Зал, к моему удивлению, подхватил вместе с ним:
В законе вор, в законе вор. Закон – простой:
Коль в зоне ты, то ты – блатной,
Коль дома ты, то ты – бугор.
В законе вор, в законе вор!
Над столиками повисло матерное жужжание. Чувствовалось, что над текстом изрядно потрудилась редакторская рука. Я с удовольствием приготовился слушать дальше:
У меня в котлете – ровно миллион,
А котлы имеют заграничный звон,
И на барахолке знает фуцманьё,
Кто им всем расставит точечки над «ё».
«Точечки над «ё» меня почти умилили. Вот уж явная Ленькина придумка!
Зал уверенно подхватил припев, и я спросил Светлану: