Джек. В поисках возбуждения

22
18
20
22
24
26
28
30

Я встал позади дрожащего Руфуса. Так мы постепенно продолжали игру, шаг за шагом продвигаясь к петле. И я всегда, как и планировал, оказывался на один шаг позади сына декана. Вот, наконец, на грифельной доске появилась следующая надпись:

Члены клуба, затаив дыхание, следили за состязанием, обещавшим быть шуточным, но постепенно переросшим в самый настоящий поединок, весьма опасный, если учитывать тот факт, что виселица была настоящая. Подростковый возраст – самый жестокий возраст в человеческой жизни. Мои соученики с таким злорадством наблюдали за нами, что порой мне казалось, будто не я придумал это состязание, а они себе на забаву.

После того как я назвал неправильную букву, ход перешел к Руфусу. Мой соперник, поведя ладонью по мокрому от пота лбу, медленно произнес:

– Буква G.

– Есть такая буква, – несколько тревожным тоном сказал Джимбо и, мельком бросив взгляд в мою сторону, кивнул Малышу Саймону. Тот вывел мелом следом за «N»

букву «G» и тоже тревожно посмотрел на меня. Я встал рядом с Руфусом прямо перед петлей. Со спины мне было не видно, но сейчас я заметил, что Руфус прямо-таки не сводил глаз с медленно раскачивающейся петли.

– Итак, достопочтенный Руфус, ты назовешь нам букву? – спросил Джимбо.

– Да. Это буква L, – сказал кандидат на место председателя клуба, часто моргая глазами.

Джимбо с шумом перевел дыхание.

– Нет. Такой буквы здесь нет! – громко объявил он.

Члены клуба зашумели, разом поворачивая головы к доверенному лицу из числа попечительского совета, загадавшему слово и теперь сидевшему на отдельной лавке, дабы исключить подсказки. Руфус тоже с надеждой посмотрел на доверенное лицо. Тот отрицательно покачал головой. Такой буквы в этом слове действительно не было.

Наступил решающий момент. Джордж, пританцовывая от возбуждения, подошел к несчастному сопернику и стал надевать ему на голову петлю. Я ожидал, когда же нервы Руфуса не выдержат и он откажется от дальнейшей борьбы, что и подсказывали со своих мест те немногие члены клуба, у кого осталась толика здравого смысла, однако ничего подобного не произошло. Руфус позволил надеть на себя петлю. Джимбо потуже затянул узел на шее и отошел на свое место, поглядев на меня и удивленно пожав плечами.

Наступила полная тишина. Лишь свечи изредка щелкали, догорая. Руфус возвышался на виселице, стоя с петлей на шее, бледный, как мел в руках Малыша Саймона. Он мелко дрожал, балансируя на непрочном трехногом табурете, и сильно потел. Капли пота стекали по лицу Руфуса, образуя блестящие дорожки.

Я же внимательно смотрел на грифельную доску. Ведь если я не догадаюсь, что за слово задумано, то мне придется поменяться местами с соперником и самому надевать эту дурацкую петлю. И вдруг я догадался! Внезапная мысль тут же вызвала неожиданную эрекцию. Видимо, виной тому был вид приготовленного к повешению соперника.

– Я знаю, что это за слово! – громко произнес я. – Это слово ANGER (гнев)!

– Правильно! – воскликнул сэр Джордж Мюррей-младший. – Ты выиграл!

И тут случилось неожиданное. От его крика стоявший на непрочном табурете Руфус, который едва держался на ногах, сильно качнулся в сторону. Табурет зашатался и накренился. С трудом удерживая кончиками носков табурет в вертикальном положении, несчастный, выпучив глаза и схватившись руками за петлю, сильно сдавившую шею, захрипел:

– Снимите меня. Я проиграл. Я согласен.

Табурет закачался, все сильнее вихляясь в разные стороны, и вдруг со стуком рухнул на пол. Неумело сделанная петля, а также тщедушный вес повешенного не позволил виселице сломать шейные позвонки сыну декана, поэтому он не умер сразу, но петля продолжала душить несчастного. Выпучив глаза и пытаясь найти пальцами свободное пространство между шеей и веревкой, Руфус забился в агонии, хрипя и плюясь пеной.

Все произошло так быстро, что никто не успел ничего сообразить. Первым опомнился Джимбо. Он подскочил к болтающемуся Руфусу, выхватил из кармана складной ножик и принялся перерезать веревку. Но веревка оказалась хорошей, сплетенной из множества волокон первосортной пеньки, и с трудом поддавалась ножу. Остальные члены клуба столпились внизу и смотрели, ничем не пытаясь помочь несчастному. В их глазах читался смертный приговор.