Дейл ждал продолжения, лежа на животе в уютной мягкости спального мешка и положив подбородок на подставленные ладони.
– Я уже упоминала, что у моего отчима в Мантуе дворец, – заговорила наконец Клэр. – Мой отец был флорентийским художником, но, когда он погиб в автокатастрофе, мать вышла замуж за этого пожилого человека. Его семейство сколотило свои миллионы, торгуя салями. Король салями. Достойный титул для супруга одной из самых популярных оперных див Европы.
В общем, мне было лет десять, когда мать снова вышла замуж. Семейка отчима здорово потрепала мне нервы. У него был сын на шесть лет старше меня, очень себе на уме. Мы приезжали погостить в Мантую. Мы до сих пор проводим в Мантуе несколько недель осенью: лето и зима там ужасны. Вы в самом деле хотите услышать эту историю, профессор Стюарт?
– Да, – сказал Дейл.
– Дом в Мантуе действительно грандиозный, – продолжала Клэр. – Король салями еще в семидесятых нанял архитектора, который объединил три дома (все конца шестнадцатого века) и двор в один огромный дом с внутренней отделкой прямо из века двадцать третьего. Например, у лестницы, ведущей в библиотеку, нет даже перил: просто единая завивающаяся по спирали полоса стали для опоры и деревянные ступеньки, висящие на двух тонких стальных тросах. Впечатление такое, будто между древними терракотовыми стенами торчит позвоночный столб динозавра, покрытый остатками фресок семнадцатого века.
Моя комната как раз рядом с библиотекой, у служебного лифта, окна выходят на площадь и в старинный внутренний дворик, который нанятый архитектор закрыл прозрачными дверьми из плексигласа и увенчал стальной крышей. И в ту осень, когда мы впервые гостили в доме, я проснулась ночью, часа в три, от женского плача. Сначала я испугалась, не мама ли это: прошло меньше года с гибели отца, и я знала, что она иногда плачет тайком. Но этот плач был громче, грубее того, что я слышала прежде. Я подбежала к открытому окну, выходящему во внутренний дворик, потому что плач доносился изнутри дома.
Там была женщина, одетая во все черное: пожилые женщины в Мантуе и Флоренции одеваются так и в наше время. Только эта женщина не была пожилой. У нее на голове был шарф, но я видела ниспадающие из-под него роскошные длинные черные волосы, да и по ее движениям и фигуре было ясно, что женщина молода, лет около двадцати. И она несла на руках ребенка. Мертвого.
– А как вы поняли, что это мертвый ребенок? – шепотом спросил Дейл.
– Это было очевидно, – ответила Клэр. – У того ребенка глаза были запавшие, неподвижные и какие-то стеклянные. Тело раздутое и белее белого. Маленькие ручки походили на клешни из-за трупного окоченения. Я едва ли не чувствовала запах.
– Ваше окно было так близко? – Дейл постарался, чтобы в его тоне не сквозило сомнение.
– Да, оно было совсем близко, – ответила Клэр. – А потом женщина взглянула на меня. Точнее, не на меня, не сквозь меня, а в меня. А потом она просто… исчезла. В какой-то миг она и ребенок были здесь, а в следующее мгновение словно испарились.
– Вы говорите, вам тогда было десять, – задумчиво произнес Дейл.
Клэр лежала на спине, глядя на звезды, пока рассказывала свою историю, но теперь она перекатилась на живот и посмотрела на него. Между ними стояла походная плитка, разделяющая их, как какая-нибудь современная версия меча.
– Да, мне было десять, но я видела то, что видела, – тихо произнесла она.
– И конечно же, оказалось, что существует городская легенда о женщине, чей ребенок погиб в этом доме, – предположил Дейл.
– Конечно, – подтвердила Клэр. – На самом деле ребенок утонул в колодце, который когда-то был в этом дворике. Мать, ей действительно было всего двадцать, как выяснилось, отказывалась хоронить ребенка. Она носила его с собой несколько недель, пока жители Ман-туи не отняли его и не похоронили сами. Тогда мать бросилась в тот же самый колодец. Все это произошло в конце шестнадцатого века.
– Отличная легенда, – одобрил Дейл.
– Пожалуй.
– А не могли ли вы слышать эту историю до того, как увидели привидение? – поинтересовался Дейл.
– Нет, – ответила Клэр Ту-Хартс– Ни малейшего шанса. Мой отчим и все его домочадцы отказались обсуждать мой рассказ об увиденном. В итоге я буквально вытрясла эту историю из восьмидесятишестилетней кухарки, чья семья служила в доме на протяжении пяти поколений.