Договор с вампиром

Солнце село, но Аркадий по-прежнему оставался возле тела Жужанны. Вечер пробудил во мне все страхи, донимавшие меня в последние дни. Я чувствовала: надо что-то делать, и как можно быстрее. Я представила своего мужа, сидящего в темноте возле гроба с телом его неумершей сестры... и содрогнулась. Еще раз мысленно воззвав к помощи святого Георгия, я встала и пошла к мужу, надеясь уговорить его прекратить это бдение и вместе со мной вернуться в детскую, где он будет в безопасности.

Полная решимости, я громко постучала в дверь гостиной. Ответом мне был хриплый крик:

– Убирайтесь прочь!

– Аркадий, это я.

Я намеревалась вовлечь мужа в разговор, воззвать к его разуму. Мне казалось, это выведет его из оцепенения и он в конце концов откроет дверь. Но его голос, изменившийся от горя, больно ударил по моим до предела натянутым нервам. Я медленно привалилась к двери и заплакала от безысходности.

Язык меня не слушался, я могла только плакать. В гостиной было тихо, потом послышались глухие шаги. Скрипнул отодвигаемый засов. Дверь отворилась. На пороге стоял мой муж, сжимая в руке револьвер. За его спиной начинался сумрачный мир, едва освещенный тусклыми точечками свечей.

При виде Аркадия у меня сжалось сердце. Небритый, в измятой одежде, с темными кругами под глазами. За то время, что мы не виделись, на его правом виске появилась седая прядь. "А Влад с каждым днем молодеет", – подумалось мне.

– Мери, ты? – удивленно спросил Аркадий.

При звуке его голоса, звучавшего по-детски беспомощно, я снова расплакалась. Аркадий опустил револьвер. Глаза его распухли и покраснели от слез, а ведь именно они всегда придавали его облику какое-то особое обаяние. Светло-карие, с заметным зеленоватым отливом и, словно для пущей выразительности, обведенные темно-коричневой каймой, они, подобно глазам его "дяди" и сестры, притягивают к себе.

Сейчас взгляд этих прекрасных, выразительных глаз был совсем потерянным и отчаявшемся, как у мальчишки, заблудившегося в бескрайнем лесу. Аркадий посмотрел на меня, прищурился, будто пытался вспоминать, знакома ли я ему и можно ли мне доверять.

– Да, дорогой, это я, твоя Мери, – тихо сказала я и сделала шаг к двери.

Аркадий напрягся, но револьвера не поднял. Я застыла в ожидании. Рука с оружием опустилась еще ниже, теперь дуло глядело в пол. Однако его пальцы все так же крепко сжимали рукоятку.

Затем он повернулся и пошел назад, туда, где в самом центре гостиной стоял открытый гроб. Я последовала за ним. Лампы не были зажжены, и углы громадного помещения тонули в темноте. Свечи горели лишь в напольном канделябре – высоком, почти вровень с моим лицом.

Двадцать зажженных свечей посылали Жужанне свой золотистый свет, делая покойную похожей на изваяние, олицетворяющее красоту и совершенство. Мне подумалось, что живой женщине не достичь такой безупречности линий и пропорций тела. Я никогда не представляла, что мертвый человек может быть настолько прекрасен, и инстинктивно прикрыла рот, боясь случайного возгласа. Приглядевшись, я поняла, что дело здесь не только в теплом сиянии свечей. Тело Жужанны излучало внутренний свет, и ее кожа приобрела такой же фосфоресцирующий блеск, как и кожа Влада (еще тогда, во время поманы, я поразилась этой его особенности). Я продолжала смотреть и обратила внимание на бледные серебристо-голубоватые вспышки, пробегавшие по телу Жужанны.

Внешний облик покойницы обладал такой необычайной притягательностью, что я буквально заставила себя перевести взгляд на Аркадия. Муж снова опустился на стул возле гроба. Как и я, он зачарованно глядел на Жужанну, правильнее сказать, целиком ушел в ее созерцание. Я позвала его по имени: сначала тихо, потом громче. Он не слышал, находясь в состоянии транса.

Тогда я наклонилась и взяла Аркадия за руку. Он встрепенулся, револьвер, с которым он не расставался, угрожающе блеснул. Похоже, муж забыл, что сам же привел меня сюда. Я попятилась назад. Страх в его глазах стал гаснуть. Аркадий вновь меня узнал.

– Аркадий, – тихо произнесла я.

Черты его лица немного смягчились. Это придало мне смелости, и я коснулась его плеча. Входя в гостиную, я совсем не знала, о чем стану говорить. Я лишь понимала: мы оба дошли до крайнего отчаяния. Я произнесла слова, подсказанные мне сердцем:

– Аркадий, я понимаю, сколь велико твое горе. Но ты – мой муж, и мне необходима твоя помощь.

Мои слова пробили завесу отчаяния, окутавшую разум Аркадия, и он меня услышал. Положив револьвер рядом с собой на мягкое сиденье стула, муж поднял глаза. Я чувствовала, какие яростные усилия он прикладывал, чтобы вырваться из внутренней тьмы. Но главное – прежний Аркадий, которого я знала и любила, возвращался, и мне стало легче.