Обладатель великой нелепости

– Да, – продолжил Мастер, словно подтверждая их догадку, – это дало возможность закончить уже сегодня.

Усмехнувшись, художник достал из кармана балониевой куртки небольшой фонарик и показал юношам:

– Представляете, как я пользовался этим, чтобы сделать последние мазки, когда стемнело?

Ученики переглянулись, будто говоря один другому: «Ну что взять чудака в его возрасте? Рембрандт, помнится, и не такое выкидывал…»

– Будет лучше, если вы ее завтра рассмотрите. А этим вечером… – художник жестом пригласил учеников встать рядом с ним. – Сегодня я хочу вам кое-что показать. А потом услышать, что вы увидели.

– Что? – спросил Смешливый.

– Город, – старик очертил рукой в воздухе полукруг, охватывая раскинувшуюся внизу панораму цветных огней. – Город ночи…

– Это ведь название вашей картины… – Задумчивый посмотрел на землю с высоты четырнадцати (плюс еще немного) этажей и пожал плечами. – Ничего особенного, как по мне, город как город. Темно. Высоко. Мы видели это уже тысячу раз… И я совсем не нахожу это интересным. Для себя, по крайней мере.

Мастер посмотрел на ученика, как смотрит человек, испытывающий нарастающее подозрение, что его давний собеседник страдает полной слепотой, и эта слепота совсем не временная. Он положил ладонь на плечо Задумчивого. Осторожно, словно имел дело с очень хрупким материалом.

– Кажется, ты сегодня не в духе?

Тот снова пожал плечами:

– Да нет, не то чтобы… – однако спустя секунду добавил: – Наверное.

– Что-то серьезное? Может быть, хочешь…

Задумчивый отрицательно замотал головой.

Смешливый усиленно изображал полное безразличие к их разговору, но если бы не темнота, его ухмылка не осталась бы незамеченной. Он, как никто другой знал, как часто его другу свойственно подобное состояние – унылое, будто ему только что сообщили о быстро прогрессирующей неизлечимой болезни, и одновременно раздраженное. А в этот раз Смешливому была известна даже причина: его товарищ безнадежно влюбился в женщину, которая лет на десять-двенадцать была старше его. Но главное, чувство осталось безответным.

– Что ж, – после минутной паузы сказал художник. – Я не настаиваю. Личное всегда должно оставаться…

– Причины нет, – отозвался Задумчивый. – По крайней мере, мне она не известна.

Смешливый прыснул, но сделал вид, будто закашлялся. Впрочем, не слишком успешно, и тогда заговорил, переводя тему в иное русло:

– А с вами так бывало, маэстро?

– Да, иногда, – улыбнулся художник. – И сейчас случается. Изредка… И точно так же – без видимого повода.