Обладатель великой нелепости

22
18
20
22
24
26
28
30

Есть ли в мире Добрых Докторов небо? Наверное, если оно существует, то сплошь затянуто такими же серыми зловещими тучами…

«Прекрати о них думать, – произнес голос вернувшегося Независимого Эксперта. – Прекрати. Они все равно не успеют добраться до тебя, ведь ты отлично знаешь, что произойдет вскоре. Разве нет?»

О! Это было нечто, невероятное событие – Независимый Эксперт уверовал в Добрых Докторов!

«Они не успеют».

– Спасибо, утешил… – пробормотал Герман, поднимаясь со скамейки.

Дождь уверенно перерастал в ливень.

Герман прошел несколько шагов и резко остановился; вокруг по асфальту колотили тяжелые капли. Его внезапно осенило.

Наплевав на все предосторожности, Герман пересек тротуар и поймал такси, чтобы по пути домой побывать еще в одном месте.

Глава 7

Карина: на пороге

Герман захлопнул дверь квартиры так резко, что осыпалась штукатурка, и что-то еще с глухим стуком свалилось в гостиной.

Кто-то спускался вниз по лестнице, причем шаги стали приближаться внезапно двумя или тремя этажами выше, как только он начал ковыряться ключом в замке; не было ни предварительного хлопка дверей, ни шагов, ни какого-либо другого движения вообще. Словно его специально поджидали… Кто? Зачем его соседям устраивать за ним слежку? Или…

Кажется, ему удалось заскочить в квартиру еще до того, как некто, спускавшийся сверху, достиг его этажа и успел рассмотреть его лицо. И не только.

Герман осторожно приложил глаз к дверному глазку.

На площадке, видимой словно через обратную сторону бинокля, – было пусто. Только на самой границе обзора Герман уловил какое-то движение, где начинался лестничный пролет, ведущий на четвертый этаж. Похоже на клочок материи. Расцветка была ему хорошо знакома.

«Все ясно», – он отошел от двери и направился в гостиную. Последние дни Герман в основном проводил в этой комнате.

На лестнице его караулила Лиза. Любопытно, сколько же времени она там его поджидала? Упавшим предметом в гостиной оказался портрет маленького Геры. Он валялся на полу, уткнувшись «лицом» в паркет. Герман машинально отметил, что поступил правильно, когда отказался от идеи заключить его в рамку со стеклом. Иначе сейчас оно бы разбилось, и по всей комнате разлетелась масса мелких острых осколков, собрать которые до конца не смогла бы никакая уборка; пара-тройка обязательно сумела бы притаиться, дожидаясь своего часа, чтобы затем нежданно впиться в незащищенную руку или ногу, напомнив тот гребаный день, когда повзрослевшего дебила на портрете посетила счастливая идея запихнуть его под стекло, как музейный экспонат – «вот какая у меня была рожа в двенадцать лет! – ну не замечательно ли? Просто обторчаться!»

Герман, кряхтя, медленно согнулся, чтобы поднять фотографию. Однако какое-то неприятное предчувствие заставило его оставить портрет в покое, словно он опасался увидеть, что и Гера стал каким-то образом меняться или действительно сейчас заговорит с ним.

Или произойдет что-то еще.

Сев прямо на пол, Герман принялся за тяжкий труд – начал разуваться.