Мальпертюи

Из соседнего помещения послышались шаги, и сквозь полузакрытые веки я увидел незнакомую женщину, краснолицую, пышущую здоровьем. В комнате она не задержалась, только взяла со стола блюдце, вытерла донышко у чашки и вышла, причем на какое–то мгновение ее огромный зад заслонил от меня весь дверной проем, будто плотоядно поглотил пространство.

Невольно пришло на ум сравнение с большой лодочной кормой – в порыве мальчишеского энтузиазма я запечатлел бы на ней какое–нибудь очаровательное имя, искупающее слой жира и тяжеловесность.

В воздухе за окном разразилась перебранка высоких пронзительных звуков; немного приподняв голову, я увидел голубое небо, вспененное маленькими облачками, – словно кукольное корытце для игрушечной стирки, и в нем быстрое движение энергичных силуэтов.

– Чайки! – воскликнул я.

И тут же прибавил:

– Море!

Море окаймляло горизонт лентой цвета стали, переходящей в неясную дымку.

– Смотри–ка! – вновь воскликнул я, непонятно к кому обращаясь.

Только тут до меня дошло, что все это время за стеной глухо звучали голоса – теперь же они смолкли; хлопнула дверь и раздался голос, на сей раз мне знакомый:

– Боже праведный!… Он очнулся! Комнату захлестнул ураган юбок, сильные руки обняли меня, влажные поцелуи чмокали по моим щекам.

– Жан–Жак… Господин Жан–Жак… Жижи… О, я не должна была вас покидать!

Это была Элоди, рыдающая, трепещущая – так вибрирует в радостном звуке струна арфы.

– Я знала, милосердный Господь вернет мне его!

Но я молчал, ошеломленный.

У Элоди были густые темные волосы, которые она тщательно убирала, туго стянув гладкие пряди узлом на затылке, а к моей груди прильнуло нечто похожее на серебряную каску.

– Элоди, что с нами случилось? Вероятно, она поняла, потому что около рта у нее прорезалась недовольная складка.

– Ничего, малыш; ничего, о чем стоило бы вспоминать. Послушай, нам везет: в округе появился превосходный врач, зовут его Мандрикс. Он тебя посмотрит. И наверняка вылечит.

– Вылечит? Разве я болен, а? Элоди смутилась и отвела взгляд.

– Тебе немного трудно… ходить.

Я хотел пошевелить ногами… Боже! Они словно налились свинцом и отказывались повиноваться.