Ползущие

И он заворочался в кресле, все не находя удобного положения. Но дело было не в кресле, а в том, как эти двое наблюдали за ним, за его лицом. Вот он и ерзал.

Стэннер неопределенно махнул рукой:

– Этот токсин… Если он попал в воду, то, возможно, вышел наружу в виде пузырей. Может, отдрейфовал по поверхности. Может, было небольшое облако, которое мы в темноте не разглядели. Если это действительно случилось – а никаких доказательств у меня пока нет, – то велики шансы, что ни одна белка, или змея, или лягушка не успеет пострадать до того, как он рассеется. На месте падения мы не обнаружили ничего подобного. Но дело в том, что мы могли потерять резервуар с этой дрянью. Он мог открыться в воде, а позже просочиться на поверхность, когда все, кто там работал, уже убыли.

Господи Боже мой, – думал Стэннер, – что за бред! Похоже, я вспотел. Приходится лепить одну долбаную ложь за другой. Черт подери, если не можешь врать на голубом глазу, нечего соваться в разведку, будь оно все проклято!

Обычно он занимался анализом статистических данных представлений населения о спутниковых проблемах, иногда вводил в них незначительные дезинформирующие поправки. До Проекта он работал только с иностранцами. А теперь, когда приходилось лгать американским гражданам, Стэннер всегда переживал. И вот теперь опять: пара абсолютно надежных, просто отличных копов… Раньше, работая над легендой прикрытия за границей, он не ощущал никаких угрызений совести. Но здесь, дома…

Но Стэннер продолжал следить за мимикой и держать мышцы лица расслабленными.

– Мы сомневаемся, что утечка действительно имела место. Все это, как вы понимаете, рутинная проверка в целях здравоохранения, потому что вокруг – гражданские лица.

– Ха, простите, если я позволю себе выразить некоторое сомнение по поводу вашего беспокойства за «гражданских лиц», Анри, – проговорил Спрэг, постукивая пальцем по пластиковой чашке. – Я сам как-то работал в южном Сан-Франциско. Военный хлам десятилетиями отравлял там окрестности. Но они ни за что не желали его убирать. Черт с ними, считали военные шишки, это же гетто, ну и пусть у них будет рак.

Стэннер кивнул с непроницаемой миной. – Это не про меня.

– Как действует этот токсин? – задал вопрос Крузон. – Вы что-то говорили о мертвых белках. Значит, он убивает?

– Неразбавленный – может убить человека. Но к моменту, когда он дойдет до кого-нибудь в городе, концентрация газа будет скорее всего очень мала. В результате могут остаться лишь бихевиористические реакции – нарушения поведения.

Крузон и Спрэг обменялись взглядами. Нахмурившись, Спрэг спросил:

– Нарушения поведения? Что, черт возьми, вы имеете в виду? Взять, к примеру, семью моей жены – у них это на каждом шагу.

– Попробую объяснить, – вздохнул Стэннер. – Нет, давайте сначала я сам спрошу. Были ли в последнее время замечены какие-либо неординарные события?

– Например? – спросил Крузон.

– Агрессивное поведение, вроде бы не имеющее объяснения. Или, может быть, весьма необычные нападения на дома?

Спрэг смотрел на него в упор.

– А как насчет меня, майор? Вы уверены, что мне самому не о чем беспокоиться? Может, и я хватил там этой штуки? Чувствую я себя отлично, но… Может, стоит сделать анализ крови?

– Нет, к этому времени уже все прояснилось бы, – усмехнулся Стэннер. – На мой взгляд, у вас все о"кей.

– Как называется эта токсичная дрянь? – спросил Крузон.