Уставшее время

— Да здравствует мир?

— Сотворенный первыми людьми, — засмеялась она и нажала кнопку шестого этажа.

В квартире горел свет и надрывно орал включенный телевизор. Но Матвея не было. Лениво отреагировав на это легким ругательством, Митя отправился в ванную приводить себя в порядок.

8

Исчезновение Матвея Митя обнаружил только через несколько дней. Ничего загадочного поначалу он в этом не находил. Пропажа соседа была столь же внезапной и характерной для хитрой и пьяной Матвеевой физиономии, как и его неожиданное появление в Митиной квартире год назад с нелепым прошением.

Однако остальные жильцы подъезда начали высказывать разнообразные расплывчатые и жутковатые предположения. Все они сводились к тому, что Матвея похитили. При этом никто не мог внятно и доказательно объяснить свою уверенность в этом.

Митя интуитивно пришел к выводу, что все дело в Камне. Сопоставив услышанное от хозяина кривых зеркал и слова умирающей матери Ильи, он понял, что Матвея «похитили» вместо него самого. «В Камнях заключены жизнь и время этого мира». — «Если все три Камня соберутся вместе…» — «За тобой придут. Жди».

Вот и пришли. Но кто пришел? Те же, кто охотился за архивом Старого Перца?

Решение идти к Фаддей Фаддеичу Мефистофельскому далось Мите нелегко. Но с ним был Звездный камень, и это придавало уверенности. Камень был его оберегом.

Митя был готов ко всему, и все-таки, едва он вошел в домик смеха, ему пришлось испытать нечто, похожее на удар по голове тяжелым и пыльным мешком. Сцена рисовалась душераздирающая: за ним захлопывается дверь, старик в панамке держит в протянутой руке пухлую пачку долларов, которая немедленно переходит к человеку, от одного взгляда на которого у Мити темнеет в глазах. Это был один из тех двух больничных орангутангов, а именно Андрюха — старшой. Рядом с ним стоял еще один, это был не Витенька, но с точно таким же невменяемым выражением неизящного лица. Моментально спрятав деньги в карман, Андрюха вцепился в Митю недоверчивым взглядом оплошавшего киллера. Впрочем, никаких злостных обещаний на будущее этот взгляд не содержал.

— А, Митя! — заулыбался Фаддей Фаддеич. — Проходите, я сейчас, только гостей провожу.

Не подав вида, что его чрезвычайно заинтересовал этот симбиоз, Митя вошел в комнату смеха, обернувшись на пороге. Андрюха уже не смотрел на него, а шептался у выхода со стариком. Чуть поодаль его товарищ с интересом рассматривал голые стены.

От старика не ускользнуло Митино секундное остолбенение при виде его гостей. И разумеется, ему должны быть известны причины этого удивления с примесью постыдного страха. Но еще большее удивление у Мити вызвал этот прямой контакт верхов и низов. Фаддей Фаддеич, несмотря на свой эксцентризм, такой утонченный и непреклонный, аристократ в овечьей шкуре — и снисходит до сделок с подонками, рядовыми громилами. Неужели всепобеждающий демократизм проник и туда — и криминальный мир, издревле славившийся авторитаризмом, начал гуманизироваться под давлением политических реформаций? Неужели и впрямь наступает время всеобщей любви и согласия, как то было обещано губернатором во образе Христа на достопамятном рекламном щите? Спаси, Господи, от такой любви!

Вкрадчивые слова старика, раздавшиеся внезапно за спиной у Мити, прозвучали словно гром небесный:

— Так, так, выкладывайте, что за дела у вас с этими гавриками?

— У меня? — вздрогнул Митя. — У меня никаких дел с этими бандитами нет.

— Откуда же вам известно, что они бандиты? — поймал его на слове старик.

— По глазам видно, — отговорился Митя. — И по форме черепа. Знаете, в антропологии есть такое направление, основанное Чезаре Ломброзо, в сфере криминалистики и уголовного права…

— Было, — перебил его старик.

— Что?