— Это чего, про чертей, что ли, ужастик? — спросил Пантелеймоныч. — Про геену огненную?
— Про нее, — кивнул Матвей. — Кого-то там на огне коптили живьем, как свиней на вертеле, кого-то за язык подвешивали на крючьях, с кого-то шкуру сдирали — освежевывали, в общем. Какие-то вурдалаки охренительные на клочья раздирали грешников, а те потом заново срастались. В общем, насмотрелся я этого дерьма порядочно. Наслушался воплей и скрежета этого… зубовного, и стонов всяких и проклятий, и просьб о пощаде. Ну и дела, думаю. А все сидят, смотрят, никто не уходит, хоть и тоже орут, вопят со страху, требуют, значит, прекратить пытки. И торчат на своих местах как приклеенные.
— А черти? — робко спросил испуганный Сережа.
— Бесы только на экране прыгали, — ответил Матвей. — В зале я их не видел. Да и без них натерпелся страху. А кроме страха еще такая тоска зеленая душу взяла, думаю, всю вечность здесь коротать придется, глядючи на это дерьмо киношное…
— Телевизионное дерьмо лучше? — не выдержал Митя.
— Не, — ответил Матвей, — не в том дело. Режиссура там на уровне, экстра-класс. Сценарий, конечно, говенный, да я не про то.
— А про что? — встрял торопливый Митрич.
— Плохо там, мужики. На душе паскудно, как и здесь вот не бывает. Не знаю, как это сказать. Скука смертная там, а еще эти черти ржут, как жеребцы необъезженные. Веселятся, значит, смолой горящей обкатывая человечинку. Я потом по другим залам пошарил — там за каждой дверью такое кино, только сюжеты всякие разные. Ну, думаю, куда же это меня занесло, неужто отрава была в стакане том. А если я помер, почему меня тоже не сажают в кресла эти? В общем, мозги мне лихо закрутило…
— А дальше что было? — подгонял Матвея Пантелеймоныч, разливая по стаканам.
— А дальше, — вздохнул тяжело Матвей, — был еще один ужастик. Нашенского уже производства. Посредь коридора вдруг как кольнуло что-то вот тут, — Матвей ткнул пальцем в грудь, — потом все кувырком пошло, не помню ни черта, темно совсем стало. А когда очухался — мама родная! Я голый лежу на каком-то столе под фонарем, а надо мной морда чья-то торчит лупоглазая. На брюхе у амбала — кожаный фартук, в пятерне — разделочный нож, а рядом — еще один стол, и на нем вспоротый от верху до низу труп, весь в крови. И еще один амбал над ним орудует. Я с перепугу заорал. Этот-то, мой, успел-таки меня ножом разметить — вот тут как раз, где кольнуло. Ну и он тоже со страху железку свою выронил и сразу заикаться стал. Короче, в морге я очухался, а этот мясник вскрытие собирался делать. Послал я их куда подальше с ихними экспертизами, вытребовал свою одежу и пошел домой. Они еще хотели, чтоб я остался для составления протокола об оживлении трупа. Дескать, с них спросят за вверенное имущество. Это я у них как имущество значился. Да я не стал слушать, чего они там еще лопотали. Ушел и все. Не имеют права резать живых людей. Такие дела, мужики, — заключил Матвей.
— Приснилось тебе все это, Мотька, — уверенно подвел итог Пантелеймоныч, жуя маринованный гриб. — Накачали тебя какой-то дурью, вот и поплыл по преисподне.
— Ой! — икнул Сережа со страху. — А зачем им нужно было, дядя Егор?
— А шут их знает. Правильно ментовка их шукала. Нечего под боком у честного народа спиритизм разводить.
— Спирт разводить? — ахнул Сережа.
Пантелеймоныч сипло хохотнул:
— Слышь, Матвей, они тебя в качестве эксперта загребли, чтоб ты их научил, как спирт разводить.
— Погулял бы ты, старик, в этих коридорах, — неохотно отозвался Матвей, — тоже заделался бы экспертом по спирту. Я, по-твоему, похож на козла, который не может реальности от глюк отличить?
— А по-твоему, преисподняя на самом деле есть? — осклабился Пантелеймоныч.
— Беспременно, — уверенно ответил Матвей.
— М-да? — с сомнением промычал Пантелеймоныч. — Тогда чего от козла открещиваешься?
ebooksa