— Изабель, — произнес он.
Женщина фыркнула, схватила его за лацканы и, притянув к себе, припала губами к его рту.
Генри пылко ответил на поцелуй, ловко отведя ее язык от своих заостренных зубов. До этой минуты он не был уверен, что ему удастся этой ночью насытиться. Теперь уверенность пришла.
— Если вы двое собираетесь погрязнуть в такой бурной гетеросексуальности, да еще в
— Он снова сменит облик, не дойдя до двери, — заметил Генри, усаживаясь на ступеньку. Их бедра касались друг друга, и он почувствовал, как его все сильнее гложет голод.
— У Алекса больше обличий, чем у кого-либо, — согласилась Изабель, вновь берясь за бутылку с пивом.
Генри провел одним пальцем вдоль изгиба ее выжженной добела, под цвет волос, брови.
— Мы все носим маски.
Изабель приподняла бровь, отстраняясь от его пальца.
— Как глубоко сказано. А что происходит в полночь, мы все их срываем?
— Нет. — Он не сумел скрыть меланхолии в голосе, понимая ее причины.
Уже давно, очень давно Фицрой не мог никому довериться, открыв, кто он есть на самом деле и что это означает. Уже давно он не находил смертного, с кем мог бы построить отношения, основанные не только на сексе и насыщении. Из таких отношений, самой тесной связи, которая только может существовать между вампиром и смертным, рождается ребенок, которого потом все покидают. Сознание этого еще больше усугубляло его одиночество.
Генри почувствовал, как рука Изабель гладит его по щеке, прочел удивление в ее глазах и мысленно отругал себя, поняв, что за один этот вечер его маска соскользнула уже во второй раз. Если он не найдет в ближайшее время того, кто сможет его принять, то выбора у него уже не будет, он выдаст себя окончательно.
— Итак, — Фицрой с усилием заставил себя заговорить о настоящем, — как прошло выступление?
— Март месяц, провинциальный Садбери. — Она пожала плечами, вместе с ним возвращаясь в настоящее, раз он так хотел. — Добавить больше нечего.
«Если не можешь поделиться реальностью, то хорошо, что можешь хотя бы поделиться с кем-то маской». Его взгляд упал на тоненькую синюю жилку, уходившую под воротник свитера, и мысль, что кровь бежит так близко от поверхности, участила дыхание Генри. Это был голод, не вожделение, но он решил, что, в конце концов, эти два чувства весьма схожи.
— Сколько ты еще пробудешь в городе?
— Только сегодня и завтра.
— Тогда нам не следует терять время.
Она переплела пальцы с его пальцами, стараясь не задеть повязки, и, вставая, потянула его за собой.