— О его смерти? — Я напряженно размышляла. — Да, может быть. Но Майлс должен помнить, Майлс должен знать.
— Ах, не трогайте вы его! — вырвалось у миссис Гроуз.
Я ответила ей таким же пристальным взглядом.
— Не бойтесь. — Я продолжала размышлять. — Но это все же странно.
— Что Майлс никогда не поминал о нем?
— Никогда, ни единым намеком. А вы мне говорите, что они были «большие друзья»?
— Ох, только не Майлс! — убежденно пояснила миссис Гроуз. — Это у Квинта была такая выдумка. Играть с мальчиком, портить его. — Она помолчала минуту, потом прибавила: — Квинт очень уж вольничал.
Передо мной возникло его лицо — такое лицо! — и меня пронзила внезапная дрожь отвращения.
— Вольничал с моим мальчиком?
— Со всеми очень вольничал!
В ту минуту я не стала углубляться в ее определение, подумав только, что оно отчасти приложимо и к другим, к десятку служанок и слуг, составлявших нашу маленькую колонию. Но для нас самым важным было то счастливое обстоятельство, что никакая зловещая легенда, никакие кухонные пересуды не были на чьей бы то ни было памяти связаны с милым старинным поместьем. У него не было ни худого имени, ни дурной славы, а миссис Гроуз самым явным образом хотелось только быть поближе ко мне и дрожать в молчании. В конце концов я даже подвергла ее испытанию. Это было в полночь, когда она уже взялась за ручку двери, прощаясь со мной.
— Так вы говорите — ведь это очень важно, — что он был известен своей испорченностью?
— Не то чтоб известен. Это я знала, а хозяин не знал.
— И вы ему никогда не говорили?
— Ну, он не любил сплетен, а жалоб терпеть не мог. Все такое его ужасно сердило, и если человек для него был хорош…
— То он ничего и слушать не хотел? — Это совпадало с моим впечатлением: он не любил, чтоб его беспокоили, и, быть может, не слишком разбирался в людях, которые от него зависели. Тем не менее я настаивала: — Даю вам слово, что я бы ему сказала!
Она почувствовала, что я ее осуждаю.
— Признаться, я не так поступила, как надо. Но, по правде говоря, я побоялась.
— Побоялись чего?
— Того, что этот человек мог сделать. Квинт был такой хитрец, такая тонкая штучка.