Книга мертвых,

Диоген видел, как маленький человечек скрылся в коридоре, слышал его удаляющиеся шаги и стук тяжелой двери в конце вагона. Он слышал еще мириады других звуков – звуков Пенн-стейшен, смешавшихся в один сплошной гул, но в голове Диогена звучавших изолированно: приближающиеся и удаляющиеся голоса, монотонные объявления службы информации.

Он отвернулся к окну и от нечего делать стал смотреть на платформу. Открывшаяся перед ним картина состояла из зеленых и серых тонов. Дородный кондуктор что-то терпеливо объяснял молодой женщине с грудным ребенком на руках. Вот мимо окна трусцой пробежал человек, спеша на последний экспресс до Дувра, который должен был отправиться с соседнего пути. Потом подошла худенькая старушка, остановилась, посмотрела сначала на билет, потом на номер вагона и медленно побрела дальше.

Диоген видел всех этих людей, но не обращал на них внимания. Для него они были частью пейзажа, возможностью отвлечься от гнетущих мыслей.

После первых мгновений изумления, отчаяния и слепой ярости он сумел заставить себя не думать о том, что план его провалился. С учетом всех обстоятельств ему еще, можно сказать, повезло. Он всегда готовил несколько путей отступления, и на этот раз выбрал самый лучший. После бегства из музея прошло всего полчаса, а он уже сидит в ночном пассажирском поезде «Озеро Шамплейн» железнодорожной компании «Армтрек», следующем до Монреаля. Это был идеальный поезд для осуществления его плана: он делал тридцатиминутную остановку в Колд-Спринг, на реке Гудзон, где электрический локомотив меняли на дизельный и пассажиры имели возможность как следует размяться.

Диоген собирался потратить это время на то, чтобы нанести прощальный визит Марго Грин.

Шприц уже был наполнен лекарством и заботливо уложен в перевязанную лентой коробочку в красивой подарочной упаковке, которая находилась в чемодане вместе с другими ценными вещами – блокнотом с газетными вырезками и аптечкой с галлюциногенами и опиоидами. Еще кое-какие безделушки, которые никто ни при каких обстоятельствах не должен был увидеть – тех же, кто нарушал это правило, ожидала неминуемая смерть, – были надежно спрятаны в потайном отделении. В небольшом шкафу возле двери имелось достаточно одежды и разных мелочей, чтобы полностью изменить облик и, когда придет время, вернуться домой. В кармане лежали паспорт и другие документы.

Единственная проблема заключалась в том, как заставить себя поменьше думать о постигшей его неудаче. И Диоген постарался переключить мысли на Марго Грин.

Тщательно готовя светозвуковое шоу, он позволил себе единственную прихоть. И этой прихотью была Марго Грин. Она единственная уцелела после первого этапа реализации плана. Он знал, что Марго никуда от него не денется, и мог позволить себе играть с ней, как кот с мышью: ведь на это тратилось очень мало времени и усилий, да и риска почти никакого.

Она притягивала его больше, чем все остальные – Смитбек, Нора Келли, Винсент д’Агоста или Лаура Хейворд. Он не знал точной причины этого, но полагал, что все дело в ее прочной связи с музеем, в том, что она была одной из этих скучных, ограниченных, наивных, закостеневших ублюдков, считавших себя учеными. Ему пришлось провести среди них слишком много времени, выдавая себя за Хьюго Мензиса. Настолько много, что даже не хотелось об этом думать. Это было настоящей пыткой. От всех остальных он планировал избавиться с помощью светозвукового шоу и потерпел неудачу. Но с ней этого не произойдет.

Ему нравилось навещать Марго и видеть беспомощное состояние, которое он старательно продлевал, удерживая ее на грани жизни и смерти и упиваясь горем ее несчастной матери. Чужие страдания были тем источником, из которого он черпал силы; они поддерживали в нем желание жить, хотя жизнь Диогена мало чем отличалась от смерти – ведь душа его уже давно умерла.

В дверь постучали.

– Войдите, – произнес Диоген.

Вошедший проводник поставил на стол портативный бар и спросил:

– Что-нибудь еще, сэр?

– Не сейчас. Постель можете постелить через час.

– Хорошо, сэр, заодно я приму ваш заказ на завтрак. – Проводник почтительно поклонился и вышел.

Минуту Диоген сидел неподвижно, глядя в окно, потом медленно достал из нагрудного кармана серебряную флягу. Отвинтив крышку, налил немного ярко-зеленой жидкости – самому ему она казалась серой – в стакан, которых достал из бара. Затем открыл кожаный чемодан и достал из него серебряную ложку с фамильным гербом Пендергастов на ручке, немного оплавленной с одной стороны. С величайшей осторожностью он положил ложку так, что она удерживалась на краях стакана, и пристроил сверху кусочек сахара. Потом, взяв охлажденную воду, стал лить ее на белый кубик каплю за каплей. Вода переливалась через край ложки и сладким водопадом стекала в стакан. Абсент вначале приобрел молочно-зеленый, а потом очень красивый – Диоген наверняка оценил бы его, если бы мог различать цвета, – жемчужно-нефритовый оттенок. Все это было проделано без малейшей спешки.

Он осторожно отложил ложку и поднес напиток к губам, ощутив слегка горьковатый вкус. Закрутив крышку, убрал фляжку в карман. Это был единственный современный абсент с тем же содержанием эссенции полыни, что и в старинных сортах, и он заслуживал того, чтобы пить его, соблюдая традицию.

Он снова пригубил благородный напиток и откинулся на спинку дивана. Что там сказал об абсенте Оскар Уайльд? «Вначале он ничем не отличается от любого другого спиртного напитка. Потом наступает вторая стадия – когда вы начинаете видеть только чудовищную и жестокую сторону жизни. Но если вы проявите упорство и достигнете третьей, то увидите только то, что захотите, – удивительные, восхитительные вещи».

Странно, что Диогену, сколько бы он ни пил, так и не удалось продвинуться дальше второй стадии – правда, он не очень-то об этом жалел.