Скрипка

Он снова спасся, оставив Бетховена рычать от боли.

Тесная комнатка, женская постель.

Стефан лежал, свернувшись клубочком, в своих обтягивающих панталонах и чистой рубахе, его мокрое лицо с приоткрытым ртом утонуло в подушке – неподвижное…

Она – грузная женщина с лицом девочки, приземистая, в чем-то похожая на меня, но молодая, накладывала свежие бинты на его раны. При этом она причитала над ним, над его неподвижностью, над перебитыми ручками и едва сдерживала слезы. Эта женщина любила его.

– Вы должны покинуть Вену, князь, – произнесла она на том немецком, на котором говорили в Вене, благозвучном и окультуренном. – Обязательно!

Он не шелохнулся. Лишь в глазах промелькнула искорка, или, может быть, он просто сверкнул белками – и было похоже, что он умер. Правда, он не переставал дышать.

– Стефан, послушайте меня! – Она перешла на интимные нотки. – Завтра состоятся пышные похороны вашего отца. Его тело будет покоиться в склепе ван Мек, и знаете, что они намерены сделать? Они хотят похоронить вместе с ним и скрипку.

Он широко открыл глаза и уставился на свечку за ее спиной, уставился на терракотовое блюдечко, в котором стояла свеча, на восковую лужицу на дне блюдца. Потом он перевел взгляд на женщину, опершись головой о простую деревянную спинку кровати. Да, в такое бедное жилище он еще нас не приводил. Простая комната, расположенная, скорее всего, над лавкой.

Он смотрел на нее тусклым взглядом.

– Похоронить скрипку. Берта… ты сказала…

– Да, на то время, пока не будет найден его убийца, и тогда они смогут отвезти останки вашего отца в Россию. Сейчас зима, сами знаете, что до Москвы им не добраться. А Шлезингер, торговец, отдал им деньги за инструмент, несмотря на все происшедшее. Они устроили вам ловушку, они думают, что вы придете за скрипкой.

– Какая глупость, – сказал Стефан. – Безумие. – Он сел в кровати, подтянув колени и упершись ногами в бугристый матрас Его волосы рассыпались по плечам, как сейчас, шелковые, нерасчесанные. – Устроить мне ловушку! Похоронить скрипку в гробу рядом с ним!

– Ш-ш, не будьте таким глупым. Они думают, что вы придете украсть скрипку, прежде чем заколотят гроб. Если нет, то она останется в могиле до тех пор, пока вы не придете за ней, и тогда они на вас набросятся. Или она останется лежать с вашим отцом до того часа, когда вас найдут и казнят за совершённое преступление. Это мрачное дело. Ваши сестра и братья безутешны, но, между прочим, не все из них затаили против вас жестокость в своем сердце.

– Да… – задумчиво пробормотал он, припомнив, вероятно, обстоятельства своего побега. – Берта! – прошептал он.

– Но братья вашего отца преисполнены местью – они так и пышут злобой, заявляя, что скрипку следует похоронить с тем, кого вы убили, чтобы вы никогда, никогда больше на ней не сыграли. Они говорят о вас как о беглеце, который обязательно попытается украсть скрипку у Шлезингера.

– Они правы, – прошептал он.

Их внимание привлек какой-то шум. Тут отворилась дверь, и на пороге появился круглолицый человек невысокого роста, коренастый, плотный, в черной накидке. Он выглядел типичным русским – круглые щеки, маленькие глазки. Совсем как современные русские.

Он нес большой черный плащ, перекинутый через руку, который и положил на стол. Плащ был с капюшоном.

Он посмотрел на юношу в кровати, сквозь маленькие стеклышки очков в серебряной оправе, затем перевел взгляд на девушку, которая даже не повернулась, чтобы с ним поздороваться.

– Стефан, – сказал он, снимая шляпу и приглаживая остатки седых волос на розовой лысине, – дом взят под охрану. Солдаты на каждой улице. А скрипача Паганини в Италии донимают расспросами, но он отрицает, что знаком с вами.