— Я думала, что мне надо как-то привязать тебя к себе, чтобы ты как можно больше времени был у меня на глазах… соблазнить… ну… — ее ладонь шлепнула по перилам. — Но с тобой у меня почему-то все получалась навыворот!.. Хотела сделать одно, а на деле вела себя как дура! Когда за человека боишься, пусть он и совершенно посторонний — боишься, что по твоей вине он может погибнуть, и в то же время думаешь, какая же он, оказывается, сволочь!.. ничего не возможно сделать правильно!.. оттого и вела себя постоянно, как школьница, впервые в жизни познакомившаяся с взрослым мужчиной. А когда все покатилось… когда Гельцер начал… я так испугалась! Все было, как в книге… а там он чуть тебя не убил. И в тот вечер, когда вы с ним чуть не столкнулись, я почувствовала такой ужас… не потому, что может погибнуть человек, а потому, что можешь погибнуть ты. И это… это… — он почувствовал ее взгляд и повернул голову. Ее лицо было жестким, застывшим, но в глазах мерцало что-то теплое и непривычно робкое. — Это так дико… когда ждешь каждую минуту, и эти минуты такие длинные… когда, наконец, оказываешься рядом и даже это уже хорошо… и желаешь, чтобы он хоть что-то сказал… хотя он никогда не говорит ничего хорошего… и сердце такое глупое… так замирает, когда просто слышишь его шаги, голос, ощущаешь каждое движение… а потом думаешь, что, возможно, ты чувствуешь это лишь потому, что так было написано… что это не твое, не настоящее, не на самом деле… это сводит с ума! И если вдруг случится так, что он что-то к тебе почувствует… то это тоже будет не настоящим! Ведь то, что испытывал Гельцер, было не настоящим… я видела, как он растерян, хоть и не показывает этого… Поэтому… я была так рада, что тебе все равно… что для тебя это ничего не значит… Никогда не знала, что боли можно радоваться… нелепость!.. — Рита прижала ладони к вискам. — Но я была так счастлива вчера… так счастлива!.. Мне казалось, что я снова живу… но потом пришел он и все разрушил!.. все!.. И теперь, когда ты столько знаешь… я не понимаю, почему ты еще здесь… ах, да, книга, тебе нужно прочесть книгу, эту чертову книгу!.. — Рита закрыла лицо ладонями и отвернулась, и лежавший у ее ног пес жалобно заскулил, потом свирепо посмотрел на Романа, безмолвно спрашивая, не он ли виной тому, что происходит? Савицкий решительно перешагнул через него, отчего на морде бульдога появилось оскорбленное выражение, обнял Риту со спины и, притянув к себе, зарылся лицом в ее влажные волосы. Рита трепыхнулась, попытавшись вырваться, но он не пустил, крепче сжав руки. Ткань халатика была такой тонкой, что казалось — на Рите совершенно ничего нет, отчего обнимать ее было еще приятней.
— Гельцер испытывал потребность, но никаких чувств он не испытывал, разве что страх, — проговорил он ей в волосы, потом скользнул губами по ее затылку, отчего Рита, чуть вздрогнув, уже сама прижалась к нему. — Он хотел убить меня, потому что знал о реальной опасности, потому что не хотел умирать сам. Это был настоящий страх, отнюдь не искусственный, не придуманный. Оно не может заставить убить человека. Так же, как и не может заставить любить его. Потому оно и бесится. Оно все поняло раньше, чем я сам это понял. Этого оно как раз-таки и не хотело. Это было в твоих книгах, но никогда не было в тех, которые вы писали вместе с Денисом. Никогда не было.
— Что? — спросила Рита сдавленным голосом, поворачиваясь.
— То, что… Ну что такое, ну чего опять слезы?! — раздраженно воскликнул он — несколько поспешно, поскольку вдруг испытал неодолимую потребность отвертеться от ответа, провел ладонями по ее щекам, потом запустил пальцы в волосы. — Не вздумай снова рыдать — терпеть этого не могу! Черт знает что! Да чего ж мне так свезло-то, а? Ты — совершенно не мой тип! Мне всегда нравились этакие бархатные женщины, вроде молодой Татьяны Самойловой или Джейн Сеймур, а что мне досталось?! Помесь ангела с дикой кошкой и садовой лейкой!
— Ты как скажешь вечно!.. — Рита бледно улыбнулась. — Рома, зачем это? Я тебе жизнь изуродовала!
— Жизнь… — сказал Роман. — Вот сейчас жизнь. В данный момент.
Она хотела что-то возразить, но он, наклонившись, закрыл ей рот поцелуем, потом отпустил и шагнул к двери, одновременно потянув Риту за пояс халатика, и в ту же секунду Гай, которому он наступил на хвост, с громким болезненным воплем вылетел из-под его ног, испортив всю романтичность момента.
— Фу! — поспешно закричала Рита разъяренному бульдогу, уже приготовившемуся вцепиться в провинившуюся ногу. — Гай, фу сейчас же! Сидеть! Лежать! Нельзя!
Пес, озадаченный таким количеством обрушившихся на него команд, непонимающе посмотрел на нее, вывалив широченный язык, потом повернулся и ушел в комнату, невежливо отпихнув Романа прежде, чем тот успел отскочить сам. Роман рассмеялся — не без доли нервозности, следом расхохоталась и Рита, мотая головой.
— Из-звини, — с трудом произнесла она, — он…
— Ладно, никому не понравится, если на него наступят.
Отвернувшись, Роман вошел в спальню, и тотчас же Гай, сидевший возле кровати, посмотрел на него почти с отвращением и покинул комнату, презрительно виляя задом. Роман подошел к двери и закрыл ее, потом запер на задвижку и вернулся к кровати. Рита все еще стояла на балконе и смотрела на него как-то нерешительно. Но едва он хотел сказать ей… он действительно хотел ей что-то сказать, хотя так и не понял, что именно, да этого и не потребовалось, потому что она уже сама шагнула в комнату, и халат вдруг слетел с нее, словно его сдернуло резким порывом ветра и тем же порывом ее швырнуло ему навстречу, и Роман поймал ее, и на развороте они повалились на кровать, вцепившись друг в друга и сгорая в собственном огне, который никто не придумал — и какие тут сейчас могут быть книги, монстры и даже возможно несуществующий — все в пепел! А усилившийся ветер свирепствовал в комнате, рвал шторы, хлопал балконной дверью, сметал с полочек какую-то мелочь — теплый, весенний аркудинский ветер, нетерпеливый, жадный до жизни — ветер, которому ведомы и нежность, и сила, который умеет ласкать и разносить в щепки, сгибать до земли и уносить прочь и которому нет дела ни до времени, ни до смерти.
Роман не знал, сколько он проспал, но когда открыл глаза, на потолке, где раньше шевелились тени от ветвей деревьев, теперь лежала одна большая тень, а солнечный свет за окном уже не был таким ярким. Балконная дверь была закрыта, одна из штор висела косо, а на стуле валялось скомканное полотенце. Роман повел глазами в сторону и задумчиво обозрел свисающие с бра кружевные невесомые трусики, потом протянул руку на другую половину кровати и тотчас отдернул ее — вместо гладкого женского тела пальцы наткнулись на что-то, покрытое жесткой шерстью. Он поспешно повернул голову, и Гай, уютно умостивший голову на подушке, тотчас сморщился, с рычанием вздернув верхнюю губу.
— Рита… — пробормотал Савицкий, автоматически отодвигаясь в сторону, — ты так изменилась.
Бульдог чихнул чуть ли ни ему в лицо и отвернулся, притихнув. Роман протянул руку и очень осторожно почесал пса за ухом, готовый в любую секунду эту руку отдернуть. Гай заворчал, перевернулся кверху брюхом, задумчиво глядя в потолок, потом покосился на Романа, смешно вздернув брови, отчего его морда стала еще более гротескной, громко шлепнул в воздухе языком, и выражение его глаз стало почти благосклонным. В этот момент дверь в спальню отворилась и вошла Рита, одетая в джинсы и черную майку. Волосы она завязала в высокий хвост, что придавало ей задорный вид, а глаза смотрели сыто и сонно. В руках она держала охапку одежды.
— Гай, опять на постели! — воскликнула она. — А ну брысь! Никак не могу отучить этого негодного пса!
Негодный пес с грохотом свалился с кровати и умчался прочь, громко и негодующе цокая когтями, а Рита плюхнулась на его место и свалила на кровать принесенную одежду, после чего скользнула в протянутые к ней руки, крепко обняла Савицкого и поцеловала — сначала длинно и сладко, потом поцелуи стали мелкими и легкими, и поймать их было никак нельзя.
— Ты хоть немного выспался? — спросила Рита и потерлась кончиком носа об его щеку. — Я специально не стала тебя будить… Не делай такое лицо — ругаться по этому поводу уже поздно. Ты такой забавный, когда спишь, — милый такой — и не понять, что на самом деле характер у тебя совершенно кошмарный.
— Ну, большинство людей, пообщавшись со мной, действительно считают меня довольно неприятным человеком… но, слава богу, никто из них не видел меня спящим… Рука еще болит? — он осторожно ощупал ее запястье, перетянутое эластичным бинтом, и Рита бодро замотала головой.
— Практически нет. А как твоя голова? Может…
ebooksa