Сказки летучего мыша

22
18
20
22
24
26
28
30

– Как? – не понял Василий.

– Пальцем!!! – взорвался подполковник. После паузы добавил уже спокойнее: – И десятка полтора девчонок с проверки не вернулись. Девственницы, как я понимаю. Так зачем они ему сдались?

Кравцов решил, что время недомолвок прошло. И бабахнул, как в лоб из трехдюймовки:

– Совершит ритуальное жертвоприношение. Проще говоря – зарежет.

Оперативник Василий издал странный звук – словно хотел сказать нечто удивленно-нецензурное, но задавил на корню свое желание. Мельничук молчал, испытующе глядя на писателя. Но не высказал предположение, что писать мистические триллеры вредно для психического здоровья… Похоже, поверил.

Подполковник перевел взгляд на подчиненного. Тот кивнул. Затем между ними состоялся короткий диалог:

– Батя?

– Не-ет… Сдаст. Под Старпера стелется…

– Значит…

– Значит, Стас и наши. Больше некому.

Мельничук вновь повернулся к Кравцову.

– Выступаем через пятнадцать минут. Далеко ваш план? Покажите нам вход – и дальше не ходите.

– Не получится… План спрятан под землей, через лабиринт к нему без меня не добраться.

Кравцов был уверен, что и дальше, даже с планом в руках, без него люди Мельничука не пройдут. Вернее, пройдут – но повторят судьбу солдат Баглаевского и эсэсовцев Кранке…

12

Гошка-Череп истосковался по человеческому общению за двадцать лет, показавшихся ему тремя днями. Паренек и представить не мог, что способный передвигаться человек уже мертв и в помощи не нуждается, – неумело заматывал израненную шею Алекса бинтами из эсэсовских индивидуальных пакетов и при этом говорил, говорил, говорил:

– Не знаете Тюлькиных? У сельмага живут… Так вот, я с ихним Валеркой три дня назад на Торпедовском пруду… э-э-э… ну, в общем, рыбу мы ночью ловили. А там у берега дырень какая-то, в траве не видать. Ну и сверзился. Не расшибся, но назад не вскарабкаться, больно высоко… Ору Тюльке, чтоб веревку какую отыскал или лестницу – не слышит, а может, сбежал с перепугу. У меня с собой спичек коробок случился – чиркнул одной: ход подземный. Ну я и пошел – может, выйду куда. Шел, шел, спичек три штуки осталось… Гляжу – свет впереди. Ну и попал сюда. Фрицев увидел – чуть кондрашка не хватила, как живые сидят. Потом понял – мертвяки, совсем не стухшие. Странный тут воздух какой-то… А в ящиках – снарядов этак с мильои, точно говорю. Я уж потом еще одну пещеру нашел – рядом тут, за стеночкой. Тоже сплошь ящики. Летучки, противопехотки, противотанковые, снаряды всех калибров… А патронов нет, странно… Но это я потом разобрался, а по первости-то обрадовался. Взял фонарик у фрица дохлого, думал: сложу пустые ящики в пирамиду под той дырой и вылезу под солнышко. Да не обломилось: искал, искал то место, целый день прошлялся по ходам разным – никак не отыскать! Ладно хоть харч немецкий не протух, да и вода нашлась в канистре. Порубал малёхо, выспался – давай снова искать. Хожу, хожу – нет дыры! Будто заросла обратно…

Алекс слушал невнимательно. Он старался разобраться с той смутной потребностью, что возникла у него незадолго до прихода Черепа. Желание за последние минуты стало гораздо сильнее, но отнюдь не яснее – Первый Парень так и не мог разобраться, чего ему столь сильно хочется – сильнее, чем воды умирающему от жажды, сильнее, чем дозу закоренелому наркоману…

Но затем Гошка сказал слова, заставившие Алекса вслушиваться в его речь внимательно. Очень внимательно.

– …Машинку нашел у них подрывную. Ну и допетрил: чего тут сидеть, по той дыре убиваться, когда новую можно сделать запросто? Бабах! – и вылезай наружу. Не здесь, понятно, – здесь сдетонирует так, что и от Спасовки, и от Торпедо тока воронка огромадная останется… Присмотрел местечко – с полчаса ходьбы отсюда – где ход вверх изгибается. Провода хватает, снарядов с пяток туда перетащил, все приготовил уже… Думаю, если мало окажется, так и повторить можно будет.

Шляпников вновь перестал вслушиваться, потрясенный перспективой: громадная дымящаяся воронка на месте Спасовки и Торпедо… Незачем вылезать наружу. Проще пригласить остальных сюда, под землю. В большую коммунальную могилу. Бабах! – и сучка Аделина разлетается на куски, на клочки, на атомы… И предатель Тарзан, и прочие гады – в клочки!