— Где?
— Здесь.
На самом краю толпы поднялась рука, открылся просвет.
Мистер Мрак отчетливо видел одиноко стоящего там человека.
Чарлз Хэлоуэй — гражданин, отец, самонаблюдающий супруг, ночной странник и смотритель городской библиотеки.
Глава сорок седьмая
Одобрительный гул толпы стих.
Чарлз Хэлоуэй не трогался с места.
Он ждал, когда перед ним откроется дорожка до самого помоста. Ему не было видно выражение лиц стоящих там уродцев. Обведя глазами толпу, он остановил свой взгляд на Зеркальном лабиринте, пустыне забвения, которая манила десятью тысячами миллионов световых лет отражений и контротражений, перевернутых и раз, и два, ныряющих в глубокое ничто, летящих плашмя лицом и всем телом вниз во все более кошмарные пучины небытия.
И все же — не эхо ли двух мальчиков отдается в серебряной амальгаме на обратной стороне каждого стекла? Не различает ли он, если не глазами, то трепещущими кончиками ресниц, их путь через лабиринт, а затем — ожидание теплого воска в окружении холодного, когда их зарядят ужасом и отпустят пружины страха?
«Нет, — сказал себе Чарлз Хэлоуэй, — выкинь из головы. Продолжай начатое!»
— Иду! — крикнул он.
— Покажи им, папаша! — воскликнул кто-то.
— Ага, — отозвался Чарлз Хэлоуэй. — Будет сделано.
И он пошел через толпу.
Ведьма медленно, словно загипнотизированная, повернулась лицом к принявшему вызов вечернему страннику. Под темными стеклами очков веки ее трепетали, дергая черные восковые швы.
Мистер Мрак, мир несметного множества рисованных тварей, наклонился, радостно облизывая губы. Огненным роем в его глазах кружился безмолвный призыв: «Живей, живей, ну, ну, ну!»
И пожилой смотритель, прилепив на лице улыбку, словно белые целлулоидные зубы из игрушечного набора, прибавил шагу, и толпа расступилась перед ним, как расступалось море перед Моисеем, смыкаясь за его спиной, и он спрашивал себя, что будет делать? Зачем он здесь? Однако продолжал упорно идти вперед.
Нога Чарлза Хэлоуэя коснулась первой ступеньки помоста.
Ведьму била тайная дрожь.