Что-то страшное грядёт

Джим поднял правую руку.

Мелькающие медные шесты устремлялись в будущее, притягивая мышцы и кости Джима, как будто они состояли из сиропа и тянучек, солнечный колер металла румянил его щеки, высекал искры в глазах.

Джим дотянулся рукой до карусели. Медные шесты перебирали его ногти, бренча какую-то нехитрую мелодию.

— Джим!

Медные шесты описывали круги, творя среди ночи желтый восход.

Музыка взлетала вверх прозрачными фонтанами.

Э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э.

Джим открыл рот, подпевая:

— Э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э!

— Джим! — крикнул Вилл на бегу.

Джим попытался поймать медный шест. Он скользнул по его ладони.

Джим подставил ладонь под следующий шест. На этот раз она словно прилипла к металлу.

Кисть последовала за пальцами, предплечье — за кистью, плечо и все тело последовали за предплечьем. Сомнамбулу Джима оторвало от корней в земле.

— Джим!

Вилл выбросил руку, почувствовал, как ступня Джима вырывается из его хватки.

На волнах стонущей музыки Джим уплывал через ночь по широкой светлой дороге. Вилл ринулся следом за ним.

— Джим, сойди с карусели! Джим, не бросай меня здесь!

Влекомый центрифугой Джим, вцепившись одной рукой в шест, повернулся и, словно покоряясь слабеющему, смутному инстинкту, вытянул по ветру другую руку — единственную его часть, обособленную белую частицу, которая еще помнила их дружбу.

— Джим, прыгай!

Вилл попытался схватить эту руку, промахнулся, споткнулся, едва не упал. Первый забег был проигран. Джиму предстояло завершить круг в одиночку. Вилл стоял, ожидая следующего наскока лошадей, нового появления то ли мальчика, то ли уже не мальчика…