Обоих отослали в спальни наверху без ужина.
Началось все ровно в семь вечера. Кончилось в три минуты восьмого.
Хлопали двери. Щелкали замки.
Тикали часы.
Вилл стоял возле двери. Телефон там внизу ему недоступен. И даже позвони он — мисс Фоули не ответит. Сейчас она уже за городом… господи! Да и что мог он сказать? «Мисс Фоули, этот племянник никакой не племянник? Мальчик — не мальчик?» Чтобы она рассмеялась в ответ? Конечно. Потому что племянник есть племянник, мальчик есть мальчик, или кажется ей таким.
Вилл повернулся к окну. Через дорогу Джим в своей комнате стоял перед той же дилеммой. Оба маялись. Слишком рано еще открывать окна и переговариваться громким шепотом. Родители внизу настороженно крутили ручки детекторных приемников, щекоча уши далекими шорохами.
Мальчики плюхнулись каждый на свою кровать, каждый в своем доме, прощупали матрацы в поисках шоколадок, припасенных на черный день, и принялись уныло жевать.
Часы тикали.
Девять. Половина десятого. Десять.
Чуть слышно стукнула дверная ручка внизу — отец отпер замок.
«Папа! — подумал Вилл. — Поднимись! Нам надо поговорить!»
Но отец переминался с ноги на ногу в прихожей. До Вилла доходило лишь его смятение, и он представил себе постоянно озадаченное, полурастерянное лицо отца.
«Он не поднимется, — говорил себе Вилл. — Уходить от серьезного разговора, отстраняться — это он может. Но зайти, присесть, послушать? Хоть раз заходил он так, хоть раз зайдет когда-нибудь?»
— Вилл?..
Вилл напрягся.
— Вилл, — сказал отец, — будь осторожен…
— Осторожен? — воскликнула мать, идя через прихожую. — Это
— А что еще? — Отец уже вышел на крыльцо. — Он скачет, я ползу. Как тут заставить двоих двигаться вровень? Он слишком молод, я слишком стар. Господи, иной раз я думаю: зачем только мы…
Дверь закрылась. Отец уходил по дорожке между газонами.
Виллу захотелось распахнуть окно и позвать. Внезапно отец показался ему таким потерянным в ночи. «Не за меня, — подумал Вилл, — не за меня тревожься, папа, лучше сам оставайся дома! Ты рискуешь! Не уходи!»