– Нет. Держись, наши… идут!
– Ни хера они не идут… А если и идут, не найдут. Квадрат «Рысь», по «улитке» три…
– Нет!
Проверяющий, полковник, взял Борьку за плечо:
– Их там две сотни, лейтенант, – и потом – резко – приказ: – Слушать координаты!
– Нет.
– Что ты сказал?
– Я сказал – нет, – уперся Борька. Прощай, карьера.
– Ты слышал приказ, лейтенант! Две сотни ублюдков сейчас войдут в Алхазурово! Слушать координаты и – к батарее! Сейчас!
Прошелестело что-то в наушниках… Прижал наушник к голове Борька.
– Боря… Плачу я от боли… больно мне, братишка… как же мне показаться им в слезах? Не дай опозориться, перепаши тут все, Боря… Не дай им пройти по мне.
Стиснул зубы Борька, выдавил:
– Хорошо.
– И это… письма, если сможешь вернуть, верни оба… Прощай..
– Прощай.
Качаясь, встал Борька, пробормотал непонятное полковнику: «Вот и отдам я тебе сейчас должок, братишка…», вышел и заорал, солдат полоша…
Привычно закрывали уши все, когда «Град» ревел. Слепило, с ног звуком сбивало… И когда последний, сто двадцатый снаряд ушел, тихо стало, как в раю.
Положил руку полковник на плечо Борькино, сжал. Больно сжал, словно свое что-то давил. Кивнул ему Борька. А перед глазами: кружки – Маша… кружки – Маша…
Кивнул еще раз, спустился с пригорка в ущелье. Скоро там абрикосы зацветут. Дотянулся рукой до ветки Борька, потрогал почку, улыбнулся – липкая. Неделя – и распустятся… Ни разу не видел, но говорят – красиво.
Поправил кепи на голове, застегнул воротник, натянул двумя пальцами подворотничок, подумал: «Эх, беда, не свеж», – одернул китель. Вынул одним движением «стечкина» из кобуры, вставил ствол в рот.