– Положите пистолет на пол и отойдите в глубь помещения. Моим людям нужно войти.
– Думаете, это пойдет мне на пользу?
– Обычно между умереть сейчас или умереть потом люди выбирают второе.
– Это смотря что имеется в виду под «потом», – голос Гоши охрип. Он чувствовал уязвимость своего положения и не видел выхода. – Если потом – это жизнь того существа, что приковано в комнате, откуда бежал этот облученный какой-то гадостью человек, то я бы выбрал первое.
– Вы имеете в виду Роберта Байлота? Он подонок, оставивший умирать в открытом море людей. Он заслужил и худшей участи, чем сейчас.
– Значит, мы говорим об одном и том же человеке. Послушайте, – Гоша нервно пожевал челюстями и сделал несколько шагов по комнате, потряхивая «смит– и-вессоном». – Вон там, через стекло, стоят шестеро идиотов. Почему бы вам им не рассказать эту историю? Я по лицам их вижу, что она им понравится. Возможно, они попросят ее рассказать еще раз. На бис. А я, понимаете, человек с двумя высшими образованиями, доктор наук, профессор.
– Ваше образование не стоит и гроша ломаного. Хотя в шахте вы рассуждали как человек разумный.
– В шахте?.. – Гоша почесал стволом нос.
– Осторожно, он может выстрелить. Мне понравилось про устья «А» и «Б».
Люди за стеклом стояли не шевелясь. Их будто отключили от источника питания. Бревно весило килограммов тридцать, но двое держали его за ручки, словно ручную кладь.
– Что еще вам понравилось из того, что вылетало из уст почти убитого клаустрофобией человека?
– Вы никогда не страдали клаустрофобией. В восьмидесятом, когда вы с партией исследовали кряжи Алтая, вас завалило под землей. Ничего, полтора суток ожидания. Когда вас подняли на поверхность, вы рассказали смешной анекдот. В позапрошлом году вы путешествовали в цистерне ассенизаторской машины, когда бежали из колонии под Красноярском. И тоже ничего. Никакой клаустрофобии.
Сглотнув слюну, Гоша подался вперед:
– Откуда вы знаете?
– Отведите револьвер в сторону. Иначе случайно нажмете на спуск и прикончите человека, который это не заслужил.
Гоша опустил взгляд. Опущенный на вытянутую руку револьвер был направлен в голову Гудзону.
– Никто не заслужил смерти, – возразил он.
– Этот человек – в особенности. Меня в нем всегда восхищало упрямство и вера. Ну и, конечно, логика.
– Упрямство и вера в сумасшедшем – да, – согласился Гоша, беря «смит-и-вессон» обеими руками и направляя его на стекло. – Никто так упрямо не верит в свое видение мира, как душевнобольной.
– Он не безумен.