– Весьма ценю. И все же лучше бы я остался дома. Спал бы сейчас…
Они подошли к подъездной двери. Бурышкин легонько дернул за ручку. Дверь, конечно же, оказалась заперта. Старый уголовник достал маленький фонарик и осветил замочную скважину.
– Ничего сложного, – сообщил он. – Минутное дело.
– А если изнутри еще и засов? – спросил Павел.
– И это не беда. Конечно, придется подольше провозиться…
Он достал из барсетки связку ключей. Свои манипуляции Бурышкин производил неторопливо и совершенно бесшумно.
Профессионально работает, отметил про себя Павел и неожиданно успокоился.
Замок едва слышно щелкнул, и они, крадучись, вошли в подъезд. В каморке консьержки горел лишь ночник. Троица на цыпочках проследовала мимо и стала подниматься по лестнице. И Никифор, и Катя были людьми довольно грузными, но двигались проворно и совсем беззвучно. Павел тоже старался изо всех сил. Ему казалось: кожа штанов и куртки громко скрипит, и вот-вот раздастся сигнал тревоги.
Миновав три лестничных марша, компания остановилась, чтобы перевести дух.
– На каком этаже? – спросил Бурышкин.
– Седьмой, – отозвался Павел.
Бурышкин вздохнул и сплюнул:
– Топать еще и топать, – недовольно произнес он, – а у меня сердце пошаливает… и грыжа. Ладно, пошли…
Сейчас перед Павлом был совершенно другой человек. Исчезло позерство и фанаберия. Старик словно подтянулся, стал еще выше.
Перед знакомой дверью они остановились.
– Печатей почему-то нет, – шепотом заметил Бурышкин. – Может, там уже живут?
– Я же рассказывал: в прошлый раз мы вошли туда… ну с этими… Они, наверное, и сорвали печати.
Никифор вновь осветил замочные скважины, тут их было две.
– А вдруг все же живут? – с сомнением произнес он и нажал кнопку звонка. Где-то в глубинах квартиры еле слышно раздалось мелодичное пиликанье.
– Угадай мелодию, – прокомментировал Бурышкин.