Дым и зеркала

Пока Мэйсон хватал ртом воздух, все повернули головы, чтобы посмотреть на Ли — вернее на то, что было им.

Он пожал плечами.

— Маленькая комната, а у Питера звучный голос. Ты закончил, Тони?

— Нет, — пробормотал тот под нос, разворачиваясь. — Просто тяжело дышу. Ай! — Он нахмурился, глядя на Эми, и потер больную руку. — Это еще за что?

— Неподходящее время для шуток!

— Лучше не нашел. — Взяв со стойки одну из ламп, он махнул ей в сторону кухни. — Пошли?

— Не хочешь остаться со мной наедине в темноте? — спросил Ли, когда дверь кладовки закрылась за ними.

— Прекрати.

— Ты не думаешь, что твое влечение ко мне могло заставить меня задуматься о том, как я живу?

— Ну да, конечно. — Тони фыркнул. — Внезапно он решил стать геем? Не думаю.

— Возможно, ты себя недооцениваешь.

— Возможно, кому-то пора заткнуться.

Он слышал поскрипывание веревки Люси на третьем этаже. Плач Карла. Игру оркестра. На секунду он замечал каждый звук, который почти сразу снова становился фоном.

Дверь в подвал была открыта. От воспоминания о прикосновении к дверной ручке в ладони кольнуло, и новая боль выжгла еще немного неподвижности из его руки. Глаза заслезились, и Тони решил, что глупее пословицы «без боли ничего не получишь» он еще ничего не слышал. И вообще, вся эта возможность чувствовать силу его просто убивала.

Когда он пошел вслед за Ли вниз по ступенькам, свет от лампы окружил его, не в силах развеять непроницаемую тьму. Старые доски скрипели под его ногами. Тони старался не отставать и не упустить Ли из виду.

Когда он ступил на бетонный пол, раздался несколько неожиданный плеск. И так же неожиданно вода залилась в его ботинки. Видимо, Грэхем Бруммель не шутил, когда предупреждал, что подвал затоплен.

«И это существо знает, что, бросив обнаженные провода в воду, можно получить наваристый суп, — потому что это знает Ли».

Он уже начал поворачиваться обратно к лестнице, когда понял, что делает. Ему не хотелось становиться супом. А кому захотелось бы? Шорох наверху привлек его внимание, и Тони поднял лампу. Свет едва добрался до верха лестницы. Рука садовника поднялась на запястье и продемонстрировала ему средний палец.

Похоже, они не освободили голову.

С положительной стороны он не слышал ни Карла, ни оркестр. Тишина казалась упоительной. Его мышцы расслабились — а он даже не знал, что они были напряжены.