— Вы преуспели в поисках моей мебели.
Я села за стол, выигрывая время.
— Да.
Я говорила на автопилоте, пока мысли метались точно перепуганные обезьянки.
— Я видела в музее орган, подходящий под ваше описание…
— В каком музее? Скажите название. Они должны его отдать.
Какой-то предупредительный инстинкт обезьяньего мозга заставил меня упираться.
— Вам могут и отказать.
Сергеев навис надо мной, источая вонь Мглы и трепет бесцветной энергии, которая меня вовсе не удивила.
— Убедите их, — приказал он. — Орган мой.
— Нет, — ответила я, голос стал тверже, в то время как желудок исполнял сальто. Мгла легла тяжестью на грудь. Я напряглась, не давая ей проникнуть дальше. — Вы можете думать, что имеете на орган моральное право, но владельцев нельзя силой вынуждать к продаже.
— Он мой!
Мои слова падали в густой воздух, будто вода в горячее масло.
— Юридически — нет. Я не умею творить чудеса. Не могу просто сделать его вашим. Я обязана придерживаться закона.
Сергеев заскрипел зубами или, сказала я себе, издал похожий звук.
— Человеческие законы! У кого больше прав на него, чем у меня? Он в каждой кости, в каждом сухожилии. Он мой. Вы должны вызволить его для меня.
Я гневно уставилась на Сергеева; его силуэт расплывался и вновь твердел — серебро и Мгла. Ярость жгла меня.
— Не. Давите. На. Меня.
Он вскинул голову и ответил свирепым взглядом.
— Я ожидал большего. Ты, которая видит мир, могла бы и понять. Я почувствовал тебя и пришел за помощью. Но ты глупая, невежественная девчонка.