— Насчет отсутствия музыкальной составляющей тоже можно поспорить, — хмыкнул я.
— Не знаю, о чем там спорить. Это… это просто хор назгулов какой-то, — негодующе заявил Кристиан.
Я так и покатился со смеху.
— Отличное определение, Крис! Такого я еще не слышал! В чем-то ты, пожалуй, прав… но ведь, и правда же, бодрит!
— Как шоковая терапия.
— Ну и что… и что плохого? Отличная встряска для мозгов.
Кристиан снова на меня покосился.
— Тебе не хватает острых ощущений?
— Острые ощущения тоже разные бывают, — слегка приугас я. — Да о чем мы спорим, Крис? Все равно мы друг другу ничего не докажем.
— Угу. А что говорит Мэвис насчет твоих музыкальных пристрастий?
— Ничего не говорит. Она не знает даже о существовании такой штуки, как блэк.
— Как же вы собираетесь быть дальше? — серьезно спросил Кристиан. — Вы вместе несколько лет, а она вообще ничего о тебе не знает. То есть, по сути, Мэвис считает тебя не тем, кто ты есть на самом деле.
— Так и есть, — согласился я. — И мы с Мэвис вовсе не «вместе»… именно по этой причине.
— А может, лучше открыться? Такую правду говорить нелегко, но если продолжать скрывать, может стать еще хуже.
— Я знаю, Крис, я знаю! — я ударил ладонью по сиденью. — Но мне до чертиков страшно!
Кристиан промолчал, но я почти наверное знал, о чем, — или, вернее, о ком он думает: о Селене, своей давно умершей невесте, которой он решился открыть о себе правду, поборов, вероятно, не менее сильный страх, чем тот, что терзает теперь меня. Девушка поверила и не отвергла его, но она по-настоящему его любила и хотела стать его женой. А Мэвис? Достаточно ли глубоки ее чувства ко мне, чтобы принять меня в любом виде? Уверенности в этом не было никакой. Когда-то она не позволила мне умереть, но поступила бы она так же, если бы знала, как низко я пал и что позволил сотворить со своей душой и телом? Этого я тоже не знал. Который год я балансировал на тонкой дощечке над пропастью, и не знал, сколько это еще может продлиться. Может быть, стоило бы броситься самому вниз, вместо того чтобы ждать, пока потеряю равновесие и оступлюсь, но мне не хватало духу.
К вечеру, когда мы въехали в столицу, зов Алана в моей голове стал особенно настойчивым, и в нем отчетливо слышалась сдержанная злость. Он уже понял, что я вернулся, и велел явиться к нему немедленно. Больших трудов стоило уговорить Кристиана отпустить меня одного — он и слышать об этом не хотел. А я не хотел, чтобы Алан сегодня же узнал о его приезде:
— Преподнесем ему сюрприз завтра, Крис, когда он немного успокоится. Пока что не надо раздражать его больше, чем он уже раздражен.
Кристиан с тревогой заглянул мне в лицо:
— Я боюсь за тебя, малыш. Не лучше ли вмешаться сразу?