Служитель египетских богов

22
18
20
22
24
26
28
30

Он тоже обнял ее и повторил свой вопрос. Очень спокойно, не ожидая ответа.

— Итак, что же ты со мной сделала, Мадлен де Монталье?

* * *

Письмо Клода Мишеля Ивера, посланное из Вены Жану Марку Пэю в Фивы.

«Уважаемый Жан Марк Пэй! Не знаю, получите ли вы это письмо до половодья, но я договорился, чтобы его отправили с самым быстрым из покидающих Венецию кораблей.

Во-первых, позвольте сообщить, что я почти восстановил силы, чего не произошло бы столь быстро без благотворного вмешательства в оздоровительные процессы, идущие в моем организме, дальнего родича мадам де Монталье. Плюс к тому господин Сен-Жермен был так добр, что полностью предоставил в мое распоряжение великолепно вышколенного слугу, что также очень мне помогает. Судя по обхождению и манерам, этот удивительный человек должен был в свое время приложить немало усилий, чтобы избежать гильотины. С той же проблемой, по-моему, столкнулась бы и мадам де Монталье, будь она лет на тридцать постарше. Эта женщина сама по себе очень незаурядна, а в ее родиче сразу угадывается гордый изгнанник, скиталец. Глядя на него, я почему-то вспоминаю одного отлученною от церкви священника, которого некогда знал. Это ассоциации, а господин Сен-Жермен очень скупо говорит о своем прошлом. Однако он проявляет неподдельное любопытство к нашим раскопкам и заверяет, что в случае денежных затруднений, готов финансировать экспедицию вплоть до тех пор, пока мадам де Монталье не сочтет нужным покинуть ее состав.

Признаться, это меня удивляет, а впрочем, родственные связи сильны. К тому же господин Сен-Жермен и сам провел какое-то время в Египте. Я порасспрашивал его в этой связи и должен сказать, что он действительно обладает кое-какими знаниями, хотя теории его довольно-таки смехотворны. По его словам, например, египетский пантеон населен таким множеством разнообразных богов, что число их любому сведущему человеку покажется непомерным. И все же он богат, как-то разбирается в египетской старине и может нам всем сослужить добрую службу.

Раз уж речь зашла о Египте, хочу сообщить еще одну вещь, которая вам, боюсь, не понравится. И все же лучше узнать об этом раньше и от кого-то, чем позже и самому. Я тут на вынужденном досуге успел ознакомиться с тремя последними монографиями Бондиле и не нашел в них ни одного упоминания о заслугах других участников экспедиции. Он просто поименно перечислил ее состав (этого нельзя было не сделать!), но никого не удостоил даже коротенькой похвалы, хотя обещал воздавать нам должное, когда рассылал приглашения. Я сознаю, что это повсеместная практика и что вряд ли мы встретим сочувствие в высших университетских кругах, если вздумаем опрокинуть эту традицию. Более того, меня предупредили, что подобное выступление может вызвать обратный эффект, настроив против нас многих маститых исследователей старины.

Поэтому я не стану вам это предлагать, однако, по моему мнению, в конкретном случае с Бондиле можно, пока не ушло время, чего-то добиться. Вы, опираясь на факты, черновые наброски и личные дневники, легко сумеете доказать, что он присваивает чужие, в том числе и ваши, труды, чем упрочите свою репутацию, облегчите совесть и восстановите справедливость. Только браться за это надо сейчас, до завершения экспедиции, иначе замысел не сработает. Хотите, я вышлю вам монографии Бондиле или попрошу месье Сен-Жермена переправить их в Фивы, если вы почему-либо предпочтете не привлекать к этому делу меня.

Я, скорее всего, пробуду в Вене еще три месяца. Доктор, который меня ведет, доволен моим состоянием, но не советует мне „форсировать процесс исцеления“.

Как странно все-таки ограничивать себя даже в малостях и то и дело щупать свой пульс, когда ты совсем недавно мог днями и практически без какого-либо ущерба переносить египетский зной. Жду не дождусь того часа, когда мне разрешат вернуться к работе.

Правда, по возвращении в Париж меня ждут проблемы. Первая — деньги, вторая — жилье. Мои финансовые перспективы туманны, что навевает уныние, но я с ним борюсь. Как только все образуется, я тотчас пришлю вам свой адрес. Надеюсь, вы и впредь будете сообщать мне о том, что делается в экспедиции, и о своих новых находках. Не столько для того, чтобы удовлетворить мое любопытство, сколько для дополнительной регистрации всех ваших достижений.

Если случайно у мадам де Монталье найдутся лишние, пусть даже черновые, копии каких-либо текстов, я с большим удовольствием взглянул бы на них. Иероглифы — мой конек, а она, как я помню, занималась одним весьма многообещающим фризом. Спросите, нет ли у нее возможности перекопировать с него что-то и для меня. Конечно, это огромный труд, но я тогда смог бы тоже способствовать успеху нашего общего дела, до которого, как мы с вами знаем, и она сама не своя.

Кстати, ее загадочный родственник тоже проявляет немалый интерес к древним текстам, хотя трактует их не очень-то верно. Его, к сожалению, подводит нехватка образования, но одаренность, несомненно, видна.

Время вынужденного безделья дарит мне лишь одно удовольствие: запойное чтение. Концерты, с театрами пока что не про меня, но книги… от них занимается дух! Я копаюсь в них, как в сокровищнице какого-нибудь шейха, а иногда мне что-то подбрасывают, и господин Сен-Жермен принимает в этом участие активнее других. Пушкинского „Бориса Годунова“ я взялся читать с его легкой руки и совершенно очарован этим произведением, хотя мое знание русского не позволяет мне все досконально понять. Другая изумительная работа — трактат Никола Карно „Размышления о движущей силе огня“. Но этот труд не осилить без предварительной подготовки. Через какое-то время я его обязательно перечту.

Я уже написал профессору Бондиле, что иду на поправку, но не упомянул о возмущении, какое вызвали у меня его монографии, на тот случай, если вам понадобится моя помощь. Атака должна быть внезапной и быстрой, а потому до времени противника лучше не злить. Помните, Пэй, я — ваш сторонник и в любой ситуации вас поддержу.

Мои молитвы и мысли с вами.

Искренне ваш,

Клод Мишель Ивер. 21 июня 1827 года, Вена».

ГЛАВА 4

Позади роскошной виллы Ямута Омата раскинулись три обнесенных стенами сада. В одном из них обитали жены этого оборотистого дельца, остальными двумя восторгались прибывшие на прием европейцы.

— Здесь чудесно, не правда ли? — с томными нотками в голосе проговорил Бондиле, указывая своей спутнице на ряды идеально подстриженных роз, от которых шел густой аромат.