Когда он вновь открыл глаза, человек в черном уже ощупывал его голову.
— Опухоль довольно большая, — спокойно сказал он.
— Я слягу? — обеспокоенно спросил раненый.
— Надеюсь, что нет, — ответил Санх Джерман Рагожски, потянувшись к керамическому сосуду. — Мне нужно взять немного твоей крови, чтобы понять, как тебя лечить. — Он слегка улыбнулся. — Кровь может сказать очень многое.
«До тех пор, пока жрецы Имхотепа не удостоили меня звания врачевателя, за моими действия мало кто наблюдал, но с повышением статуса все изменилось: началась пристальная слежка за каждым моим шагом. Я должен был теперь постоянно давать какие-то объяснения, поэтому и пришлось сказать, будто кровь больных мне нужна для особенных ритуалов, позволяющих определить, что им способно помочь. Я не слишком грешил против истины, ведь состояние человека влияет на состав его крови и, соответственно, придает ей особенный вкус. Я действовал осмотрительно, подступаясь только к тяжелым больным. Их забытье позволяло мне насыщаться, в конце концов я научился дарить им приятные сновидения; тебе известен этот прием: он очень похож на тот, какому я обучил Месмера почти век назад.
По мере того как мое положение улучшалось, с Черной Землей происходило обратное. Соседние с ней государства все крепли, претендуя на первенство. Расцвет Иудеи, Тира и Ассирии во многом способствовал перераспределению сил, что отразилось и на Европе. Разрозненные потомки моих пращуров переселились на запад, что вряд ли отмечено в текстах, какие ты изучаешь, ибо скитания варваров не интересовали цивилизованных египтян.
К тому времени жизнь моя стала почти стабильной. У меня была крыша над головой, было занятие, да и голод мне не грозил. В общем и целом я зажил неплохо, не мучимый даже вспышками чувственности, ибо, во-первых, не видел в ней проку, а во-вторых, мужчины меня в этом смысле практически не волновали. То, что мне требовалось, я всегда получал, никому не причиняя вреда, так как обращался к одному и тому же объекту лишь трижды.
Когда Давид пошел на Иерусалим, в Египет хлынули беженцы-иудеи. Тех, кто мог заплатить, наделяли землей. Со временем эти люди стали стучаться и в двери нашего храма, а верховный жрец в зависимости от своего настроения то позволял помогать им, то нет».
Одежда его была расшита кистями, что выдавало в нем знатного среди своих соплеменников человека. Он стоял у входа в Дом Жизни, а рядом застыли рабы с подношениями и носилками, на которых кто-то лежал.
— Умоляю, — говорил взволнованно иудей, — помогите моей дочке. Верховный жрец велел мне обратиться к вам, поскольку вы, как и я, чужеземец. — В его глазах промелькнуло сомнение, но он тут же продолжил: — Никто из моих соотечественников не в силах что-либо сделать. Она угасает.
Санх Джерман Рагожски внимательно оглядел просящего.
— Когда она заболела? — наконец спросил он.
— Десять дней назад, добрый лекарь. — Иудей шумно вздохнул. — Все жаловалась на головную боль, потом пропал голос. Мать думала, что это связано с женскими недомоганиями, но начались обмороки. Боюсь ей не выжить.
Лицо человека в черном осталось бесстрастным.
— Как вы ее лечили?
Иудей пожал плечами.
— Насильно поили водой с медом. Ничто другое не шло ей впрок. — Он подался вперед. — Только взгляните, что от нее осталось. Кожа да кости. Если вы не возьметесь лечить ее, она точно умрет. Наш бог не счел нужным защитить девочку, хотя я возложил на его алтарь четырех коз.
— Я не могу вас обнадежить, — сказал Санх Джерман Рагожски. — Такой вид лихорадки практически неисцелим. И хотя эта болезнь для столь юного возраста не характерна, лечение, скорее всего, окажется бесполезным.
— Значит, надежды нет? — спросил иудей. Голос его был ровен, но глаза предательски заблестели.
Санх Джерман Рагожски помолчал, затем с большой неохотой сказал:
ebooksa