— Я говорил со многими, божественная, и пока не знаю, кто бы из наших жрецов мог сделать то, в чем их обвиняют.
— Это не ответ, Санх Жерман. — В руке наместницы посверкивал маленький цеп, она им поигрывала, чтобы унять раздражение. — Люди боятся прикасаться к еде и питью, ибо твои помощники наводнили весь город смертоносными зельями.
— Это не так, божественная.
— Нет, так, — возразила верховная жрица. — Все знают об этом. Твои жрецы преступили границы дозволенного, и все потому, что ты не способен держать их в узде. — Она злобно сверкнула глазами.
— Как чужеземец? — спросил Санх Жерман, понимая что его подстрекают на выпад. — Резонное заключение, особенно если верить всем клеветническим измышлениям.
Анхнес Неферибре встала, гордо вытянув шею, отчего парик ее дрогнул.
— Послушай меня, Санх Жерман, зло нужно искоренить.
— Обратись с этим не ко мне, божественная, а к фараону или к тому, кто стоит выше всех. — Тон врачевателя был уважительным, но что-то в его облике раздражало ее.
— Ты родился не здесь, и все же тебе было позволено подняться до сана верховного жреца Имхотепа Храм, куда стекаются все недужные, может прекрасно служить рассадником средств, подрывающих мощь чуждой кому-то страны. — Она прищелкнула миниатюрным цепом.
Санх Жерман поклонился.
— Это верно, я не рожден в этой стране, — с достоинством сказал он, — но моего народа давно нет на свете. Я — последний его представитель, и Черная Земля дала мне приют. Подумай, божественная, зачем бы я стал вредить сам себе, кусая пригревшую меня длань?
— Говоришь ты складно, — заметила Анхнес Неферибре, сверля его огромными, подведенными тушью глазами. — Меня предупреждали, что с тобой надо держаться настороже.
— Почему же, божественная? — с искренним изумлением спросил Санх Жерман. — Я не покидаю пределов храма и не делаю того, что не подобает жрецам Имхотепа. Тот, кто ищет у нас помощи, получает ее. — Он приложил ладонь к нагрудному знаку в виде затемненного солнечного диска.
— Да, ты непрост. — Наместница покинула тронное возвышение — маленькая худощавая женщина с обострившимся, но некогда хорошеньким личиком.
Сделав два шага она сказала:
— А еще поговаривают, что ты играешь на арфе.
Санх Жерман сморгнул.
— Да.
— Но это женское занятие, — сказала Анхнес Неферибре.
— Так было не всегда, — осторожно сказал Санх Жерман. Он мог бы добавить, что еще три века назад женщинам позволялось играть только на флейте, а все остальные музыкальные инструменты для них были запретны.
ebooksa