— Я решил, что вернусь в Лос-Анджелес. Сбегу из этой психушки. Папаше на меня насрать, Вера в больнице, и никто не знает, куда ты подевался. К тому же я вбил себе в голову, что не делаю в Гидеоне ничего хорошего, что мне нужно уехать, вернуться в Лос-Анджелес и приступить к репетициям Папаша сказал, он не может себе представить ничего более эгоистичного, чем если я сдернусь с места в нынешней ситуации. Я понимал, что он прав, но почему-то это не имело значения. Просто было приятно уехать. Но только чем дальше я отъезжал от Гидеона, тем сомнительнее была эта приятность. Я слушал радио и услышал песню, которая мне нравилась, и начал думать, как бы ее аранжировать для бенда. А затем вспомнил, что бенда у меня уже нет, так что не с кем и репетировать.
— Это в каком же смысле тебе не с кем репетировать?
— У меня нет работы, — сказал Терри. — Я бросил. Ушел из «Хотхауса».
— Что ты там несешь?
При своем путешествии в голову Терри он не видел там ничего подобного.
— С этой недели, — сказал Терри. — Я уже больше не выдерживал. После того что случилось с Меррин, это перестало быть веселым. Это было что-то противоположное веселью. Это был ад. Истинный ад — смеяться, и улыбаться, и через силу играть заводные песни, когда хочется в голос завопить. Всякий раз, когда я играл на трубе, я вопил. Люди из «Фокса» советовали мне взять отпуск и получше все обдумать. Они не стали прямо угрожать мне судом за нарушение контракта, если я не выйду на той неделе, но это буквально витало в воздухе. Только мне это было по хрену. Мне от них ровно ничего не нужно.
— И когда ты вспомнил, что больше нигде не работаешь, то повернул назад?
— Не сразу. Это было что-то жуткое. Ну, вроде… вроде как быть двумя людьми одновременно. В одну минуту я думал, что мне нужно свернуть с шоссе и ехать обратно в Гидеон. Затем я снова ехал на воображаемые репетиции. В конце концов, когда я почти добрался до аэропорта… ты знаешь этот холм, где стоит гигантский крест? Ну, сразу за ипподромом «Суффолк-Даунс»?
Руки Ига похолодели и покрылись гусиной кожей.
— Высотой футов двенадцать. Знаю. Я считал, что он называется «Дон Орсиньо», но это неправильно.
— «Дон Орионе». Так называется приют, взявшийся ухаживать за этим крестом. Вот туда я и свернул. Там есть дорога, ведущая к этому кресту. Я не стал по ней подниматься, а только остановился в его тени.
— В тени креста?
Терри неопределенно кивнул.
— У меня был включен приемник. Ну эта, станция колледжа. Там, далеко на юге, прием становится плохим, сплошной треск. Но я как-то поленился менять частоту. И этот парень стал рассказывать местные новости, и он сказал, что Старый Ярмарочный мост в Гидеоне снова открыт, после того как в середине дня его закрывали на несколько часов, пока полиция вытаскивала с косы сожженную кем-то машину. Услышать про эту машину было как удар под дых. По вполне серьезной причине, потому что от тебя какой уже день не было ни слуху ни духу, а эта песчаная коса, она рядом с литейной, чуть ниже по течению. И это то самое время года, когда умерла Меррин. Все увязывалось. И вдруг я перестал понимать, почему так тороплюсь смыться из Гидеона. Я не понимал, почему мне так уж важно уехать. Я развернул машину и поехал назад. А когда я въезжал в город, то подумал, что стоит, пожалуй, проверить литейную. На случай, что ты поехал туда, чтобы быть поближе к Меррин и… и что-то с тобой случилось. Мне не хотелось ничего делать, пока я не узнаю, что с тобой все в порядке. И вот… и вот я здесь. И с тобой не все в порядке. — Он снова осмотрел Ига и спросил, испуганно запинаясь: — Как ты собирался… убить Ли?
— Быстро. Чего он никак не заслужил.
— И ты отпускаешь меня, зная, что я сделал? Почему не убить заодно и меня?
— Ты не один такой, кто сподличал с перепугу.
— О чем это ты?
Прежде чем ответить, Иг на секунду задумался.
— Меня бесило, как смотрела на тебя Меррин, когда ты давал концерты, играл на трубе. Я все время боялся, что она влюбится не в меня, а в тебя, мне бы этого не выдержать. Помнишь эти твои диаграммы, как ты издевался над сестрой Беннет? Это я настучал на тебя, написав ту записку, из-за которой ты получил двойку по этике и тебе не дали выступать на торжественном годовом концерте.