Прикосновение смерти

— Я люблю тебя, — сказал он так, как никто никогда не говорил ей в жизни. — Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, — сказала Линн. — Очень люблю… Я хочу почувствовать тебя. Я просто умираю… — Она положила руку ему между ног — на твердую, округлую выпуклость. — Я чувствую тебя. Здесь ты, прямо здесь. Это часть тебя.

Он положил руку ей на грудь.

— Какое изумительное ощущение! Ведь это ты, правда?

Она стала расстегивать пуговицы у него на рубашке, ее рука скользнула вниз, пальцы коснулись шрама на боку, который раньше кровоточил, дотронулись до сосочков у него на груди.

— Я увидела твое тело и полюбила его, — прошептала она. — А теперь я люблю его еще больше.

Он расстегнул пуговицы у нее на блузке, положил ладонь ей на грудь.

— Ах, Линн, касаться тебя ни с чем не сравнимое блаженство! Хочешь, я расскажу тебе, если смогу, что на самом деле я чувствую, как сильно я тебя люблю и что испытываю, когда ты рядом со мной? Я никогда прежде этого никому не говорил. Давай снимем одежду… И пожалуйста, не говори мне ничего. Мне самому тебя раздеть или сначала я должен раздеться?

— Давай это сделаем вместе, — сказала Линн.

— Боже, как я тебя люблю, — сказала она. — Я люблю тебя так сильно, что не в силах поверить в это. Будто этого не могло случиться…

Они лежали на двуспальной кровати, на смятом покрывале.

— Но ведь это случилось, — с жаром произнес он и положил руку ей между ног. — Ах, Линн, оказывается, заниматься любовью с женщиной, которую любишь, — самая восхитительная вещь на свете. — Он улыбнулся, прижавшись к ней.

— Ты прав, — сказала Линн. — Оказывается, то, что происходило со мной раньше, любовью не назовешь… Теперь я понимаю, что такое зов пола.

— Знаешь, Линн, я однажды прочитал в одной книге, что разврат — это месть тела за неспособность любить, и ничего не понял. — Он погладил ладонью ее живот и треугольник волос у нее между ног. — Линн, любовь — это чудо! Я хочу всегда быть с тобой.

— Я тоже хочу всегда быть с тобой, — сказала Линн, — но я не уверена, что твоя церковь позволит тебе это, если окажется, что ты святой.

— А если мы оба вместе? — улыбнулся он. — Скажу тебе только одно — я люблю тебя и хочу быть с тобой. Я знал тебя всю мою жизнь и, может быть, даже еще раньше, и мне с тобой хорошо. — Он поцеловал ее в губы. — Милая, давай снова любить друг друга.

Линн улыбнулась.

— Давай, — прошептала она.

Он уснул. Линн долго лежала без сна.

Она была с ним и в нем, ощущая себя и его как единое целое и желая только одного — чтобы это блаженство длилось бесконечно.