Впрочем, даже теперь кое-что из классики мне читать нелегко. И прежде всего это история о Гаммельнском Крысолове.[23] Первую часть, с крысами, я всегда терпеть не могла. Перед глазами у меня как наяву вставал Крысиный Король и его собратья — как они послушно семенят навстречу смерти, пританцовывая под музыку Крысолова, подергивая носом и озабоченно блестя глазками. И еще мне не нравилось читать про родителей-лгунов. А финал я просто ненавидела.
Папа всегда старался как-то меня утешить. Дети в конце были очень счастливы, повторял он. Они попали на бесконечный праздник, где к столу подавали горы конфет, а музыка была слаще меда. И они лакомились и лакомились, и у них попросту не оставалось времени вспомнить о том, как скучают по ним родители.
Но я на такое утешение не поддавалась, потому что по собственному опыту знала — на любом празднике наступает момент, когда сладкое уже встает поперек горла. Один за другим дети вспоминали о доме. Один за другим поднимались из-за пиршественного стола и пытались найти выход из глубин волшебной горы. В непроглядной тьме карабкались они вверх и вниз по резным каменным ступеням. Они плутали по темным коридорам и пещерам, где так легко заблудиться, и единственное, что им оставалось, — это двинуться обратно на звук дудочки Крысолова, ведь выбора у них не было, и так все время, и так вечно. У этой сказки на самом деле не было никакого конца! Мне казалось, что она тянется в дурную бесконечность.
Вскоре после того, как появился Видкун, я написала первую в своей жизни книгу. Все персонажи были детенышами разных животных. Некий поросенок, или щенок, или ягненок нечаянно отставал от семьи и терялся где-нибудь в лесу. Все в отчаянии кидались на поиски, находили потеряшку и с радостью заключали его в объятия. Каждая история оказывалась гораздо короче предыдущей. Родители полагали, что у меня просто не хватает сил. Но на самом деле я просто не могла вытерпеть середину истории и потому с каждым разом делала разлуку все короче.
Теперь-то я уже знаю, какая участь в конце концов ожидала тех обезьян из лаборатории, а тогда я этого не знала. Думаю, что и крысы встречали не только кусочки сыра, запрятанные в уголках лабиринта, как пасхальные яйца.[24] Я росла, и количество вопросов, которые я обдумывала, но не задавала, тоже росло. Реальная жизнь — она ведь только для самых выносливых.
Когда мой брат уехал учиться в колледж, я три дня рыдала. На предпоследнем курсе он отправился еще дальше, на юг Англии, в университет Сассекса, по обмену. А в каникулы решил съездить в Норвегию, покататься на лыжах. И вот на Пасху он очутился в полном одиночестве и позвонил своему единственному во всей Норвегии знакомому.
Видкун уговорил его погостить у них с женой и немедленно подъехал на турбазу. Он сказал, что сохранил о нашей семье самые теплые воспоминания, и подробно расспросил брата, как я поживаю. Видкун вел себя радушно, деликатно и по-настоящему гостеприимно, рассказывал мне брат, но чувствовалось — стряслось что-то ужасное. «Никогда не бывал в доме, который казался бы таким пустым», — объяснил брат. Обильный пасхальный обед тянулся долго и безрадостно. Видкун поначалу поддерживал беседу, потом замолк. Его жена рано ушла спать, и хозяин с гостем остались за столом вдвоем.
— Мой сын, — вдруг заговорил Видкун. — Мой сын тоже отправился путешествовать за границу. Как вы. Поехал в Америку, которую я ему так расхваливал. Два года назад поехал.
Сын Видкуна прибыл в Нью-Йорк, пожил там с неделю, а потом поехал автобусом через всю страну. Ему хотелось поглядеть на окрестности и воочию убедиться, что страна большая. Он договорился с друзьями встретиться в Йеллоустоне. И вот где-то на пути в Йеллоустон он исчез.
Получив это известие, Видкун тотчас вылетел в Нью-Йорк. Полицейские показали ему протокол, позволили поговорить со свидетелем, который последним видел его сына, когда тот садился в автобус. После этого мальчика никто не видел. Три месяца разыскивал его Видкун — его или хотя бы какие-то сведения о нем, дважды проехал он тем самым автобусным рейсом туда и обратно, расспрашивая всех попутчиков. Все знакомые и близкие Фрейнов верили — будь у мальчика такая возможность, он возвратился бы домой. Они все были так печальны, сказал мой брат.
Годы и годы спустя я, помимо собственной воли, все представляла себе Видкуна, который едет тем автобусом. Стекло перед ним запыленное, и, когда огни пролетают мимо, оно выглядит то как окно, то как зеркало. В кармане у него фотография сына. Я видела, как он заставляет себя перекусывать хотя бы раз в день и как он просит каждого встречного взглянуть на фотографию. «Нет, — отвечают ему. — Нет». Такой долгий путь. Такая огромная страна. И кто только может тут жить?
Ненавижу эту историю.
Видкун, давным-давно вы сделали мне замечательный подарок, и в ответ я тоже кое-что подарю вам.
Во-первых, я не стану менять финал у этой истории. Она ваша. Никакого волшебства, никакого хитроумного спасения, никаких неожиданностей под занавес. Раз вы не в силах ничего сделать, то и мне незачем.
А во-вторых, поскольку вы подарили мне книгу, где вот таких историй не было ни единой, я обещаю, что больше не стану писать ничего подобного. С возрастом я все больше жажду счастливого финала. Никогда, никогда больше не буду я писать о ребенке, который исчезает бесследно. У всех моих дудочников будут негромкие голоса и мягкие манеры. И не будет таких потеряшек, которых Крысиный Король не мог бы отыскать и привести домой.
Келли Линк
Хортлак
Рассказы Келли Линк недавно появились в «Conjunctions» и «Мс"Sweeney"s Mammoth Treasury of Thrilling Tales». Ее первый сборник «Бывает и не такое» («Stranger Things Happen») увидел свет в 2001 году. Писательница получила несколько наград: Всемирную премию фэнтези, «Небьюлу», премию имени Джеймса Типтри-младшего. Линк сотрудничает со своим мужем, Гэйвином Дж. Грантом, в журнале «Lady Churchill"s Rosebud Wristlet» и является редактором «Trampoline», антологии, выпущенной издательством Small Beer Press в 2003 году. Она и Грант живут в Массачусетсе.
Сама Линк говорит: «„Хортлак“ означает „привидение“ на турецком языке. В рассказе присутствуют несколько видов привидений, но что еще более важно — несколько видов пижам. Что же касается Расщелины Озабл, я несколько раз проезжала мимо указателя при выезде с магистрали, но так ни разу там не остановилась».
«Хортлак» впервые был напечатан в «The Dark».
ebooksa