Что знает ночь?

22
18
20
22
24
26
28
30
* * *

В коридоре второго этажа колесо стоит на боку. Собранное из элементов детского конструктора «Лего», теперь оно совершенно другое, оно изменяется, точнее, преосуществляется,[33] как это происходит с обычными вещами, если сверхъестественное входит в них, прибыв из Потусторонья. Так хлеб и вода становятся плотью и кровью, или, если не брать столь возвышенное, кольцо Всевластия Фродо — не просто кольцо, изготовленное в Мордоре, а Ковчег — не просто деревянный ящик. Собирая колесо, Минни олицетворяла собой высшую силу, точно так же, как по велению Света Фродо являл собой единственного носителя Кольца. Минни — Фродо этой семьи, чистота, которая видит недоступное другим, любит других больше, чем себя, и может быть купиной, которая горит не сгорая. Здесь и сейчас происходит момент преосуществления. Кольцо белое, но, катясь по коридору второго этажа, оно становится золотистым, и такое тяжелое, что оставляет примятый след на ковре. Когда кольцо скатывается по ступеням, шуму от него больше, чем от шагов сбегающего по лестнице мужчины весом в двести двадцать фунтов. В коридоре первого этажа деревянный пол жалобно скрипит под катящимся колесом.

* * *

Под крики Наоми, сводящие его с ума, Джон всем телом бьется об дверь, раз, другой, безо всякого эффекта, и понимает, что может сломать плечо, ничего не добившись. Вне себя от ярости, вне себя от злости, охваченный гневом, он упирается ладонями в дверь и кричит: «Это мой дом, паршивый выродок, червяк, мразь, это мой дом, не твой, ЭТО МОЙ ДОМ!» Дверь затрясло, и внезапно он смог ее открыть.

Джон схватил помповик и переступил порог в тот самый момент, когда стеклянная дверь душевой кабины разлетелась мелкими осколками. Мужчина входил в душевую кабину, подняв над головой руку с зажатыми в ней ножницами, чтобы нанести удар. Джон схватил его за ремень, рывком вытащил из кабины. Мужчина обернулся, размахивая ножницами, и Джон увидел, что это Роджер Ходд, репортер, которому он несколько раз давал интервью в связи с расследованием убийств. Он видел перед собой Ходда, да только глаза принадлежали не Ходду, бездонные колодцы безжалостной ненависти. Джон уклонился от ножниц, толкнул Ходда к стене слева от душевой кабины, крикнул Наоми: «Не смотри!» — вдавил дуло помповика в живот одержимого и зарядом дроби превратил его внутренности в кровавую кашу.

* * *

Зах ухватился пальцами за только что выросшую решетку, потянул на себя, но прочностью она не уступала стенам и арочной крыше. Скрученные зубцы мясной вилки сильно проигрывали в сравнении с тем, что он сейчас видел перед собой, и Зах задался вопросом, а не выпустит ли беседка изо всех стен деревянные зубы, чтобы сжевать их, как жует акула рыбу.

— Он не сможет причинить нам вред такими вещами, как беседка, — Минни словно читала мысли брата. — Этим он может только запутать нас и испугать. Ему нужен человек, которого он может использовать, чтобы причинить нам вред.

Зах услышал за спиной какой-то звук и, обернувшись, увидел, как мертвое тело профессора Синявского перекатилось на спину и село в сумраке.

— Симпатичная свинка, — прохрипел старик Синявский. — Моя симпатичная свинка Минни.

Зах повернулся к Минни.

— Мертвое тело — это вещь. Больше не человек. Это вещь, как и решетка.

Профессор схватился за решетку одной рукой, пытаясь подняться.

— Симпатичная свинка, я собираюсь сжевать твой язык, вырвав его из твоего рта.

* * *

Ухватившись за руку матери, дрожа и плача, но приходя в душевное равновесие быстрее, чем ожидал Джон, Наоми шла с ними по всему дому. Джон звал Минни и Заха, но они не отвечали.

Ранее Джон подумал, что, возможно, призвал Блэквуда — и его хозяина, Погибель, — в этот мир, тревожась, особенно после болезни Минни, что обещание убийцы будет выполнено. Он своей навязчивостью пригласил призрака преследовать его? Чувствовал, что достоин преследования за то, что остался единственным, кто выжил в ночь гибели всей его семьи? После инцидента с дверью в ванную комнату, когда ему удалось войти, заявив о своем главенстве, Джон заподозрил, что в действительности он уязвим лишь настолько, насколько сам считает себя уязвимым, то есть если дверь между этим и последующим мирами действительно открылась, он сам мог широко ее распахнуть, пусть даже того не желая. А если он мог открыть дверь для демона и призрака, то мог ее и закрыть, раз и навсегда. Боялся он только одного: вдруг закроет ее слишком поздно, только после гибели Минни, Захари, их обоих, а может, их всех.

У подножия лестницы, там, где коридор первого этажа выходил в прихожую, Джон вновь почувствовал, как что-то призрачное потерлось о его ноги, нетерпеливо и возбужденно. Те же ощущения он испытал двумя неделями раньше во дворе, ночью, когда опавшие листья дуба взлетали так, словно в них играла собака. Уиллард.

— Он хочет, чтобы мы шли туда, — и Джон повел их к кухне.

— Кто хочет? — спросила Никки.

— Я объясню позже. Зах и Минни, наверное, там.

Втроем они торопливо пересекли кухню, через открытую дверь вышли на террасу, где увидели странное зрелище, и тут надо отметить, что с учетом недавних событий для Джона граница, отделяющая странное от обычного, за последние два месяца значительно сдвинулась.

В снежных сумерках золотистое колесо, приводимое в движение таинственной энергией и большущее, словно от «Питербилта»,[34] медленно катилось по террасе, оставляя за собой чистые каменные плиты. Катилось с глухим рокотом, более грозным, чем землетрясение, словно весило куда больше, чем казалось, исходя из его вида, и снег трещал вокруг, будто снежинки становились электрическими частицами. Каменные плиты трескались под колесом, и Джон ощущал вибрацию, передающуюся через бетонное основание, которое вымостили плитами.

Золотистая загадка владела их вниманием, пока они не услышали крики о помощи Заха и Минни.