— Нет. Позвоните мне, если он очухается. Позвоните, независимо от того, захочет он поговорить со мной или нет. — Двери лифта разошлись, Джон вошел в кабину. — Дорогу я найду.
— Не положено, — здоровяк вошел в кабину, вновь заполнив ее чуть ли не целиком. — Я должен сопровождать вас.
Короткую паузу оборвал Джон, когда они находились между третьим и вторым этажом.
— Мой сын хочет стать морпехом. Хотите дать ему какой-нибудь совет?
— Вы помните ее фотографию? — спросил Хейнс.
— Вашей сестры? Конечно. Я помню.
— Я сомневаюсь, что помните имя.
— Я помню все их имена. Анжела. Анжела Денис.
Память Джона и его слова определенно не развеяли подозрений санитара.
Внизу, когда они проходили мимо регистрационной стойки к выходу, Хейнс заговорил вновь:
— Двадцать два года, она по-прежнему мертва, а парень, который убил ее, у него появилась женщина, которая восхищается им и ведет о нем блог. У него есть поклонники.
— У Билли Лукаса поклонников не будет.
— Обязательно будут. Они есть у них всех. Даже у совсем чокнутых.
Хейнс говорил правду.
— Я только могу сказать, что тут дело в другом. Я могу его только пожалеть. Он не выйдет из этих стен и всегда будет видеть то, что сделал.
По-прежнему недовольный, Хейнс последовал за ним под козырек и толкнул — возможно, непреднамеренно, — когда Джон вытащил из кармана пиджака ключи от автомобиля.
Ключи упали на асфальт. Хейнс подхватил их, зажал в кулаке.
Глаза санитара превратились в щелочки.
— Как это понять: он будет видеть то, что сделал? Непонятный выбор слов.
Джон встретился с ним взглядом, но только пожал плечами.