— Вот твое преимущество, перед тобой. Это я.
Насколько же молод или стар его второе «я»? Бывший император внимательно разглядывает юношу. Но следующая фраза избавляет его от необходимости спрашивать.
— Ты помнишь Тулон?
Эти слова подсказывают, что его собеседнику двадцать три или двадцать четыре года.
— После Тулона началось твое восхождение к вершинам власти, — довольно сухо отвечает поверженный император.
— А теперь твоя власть испарилась.
— Все на свете кончается.
— Не все. Совсем не все.
Он обдумывает эти слова. Затем смотрит на доску и видит, что юноша оставил ему лазейку, — возможно, это было сделано умышленно, а может, и нет. Он передвигает свою фигуру и выигрывает многочасовую партию.
— Сир, вы завоевали Россию, — торжественно возвещает юноша. — Скоро настанет очередь восточных земель. Единой станет не только Европа, но и весь мир. А потом конец любой войне. Крылья орла раскинутся над миром и станут его охранять.
— Уймись, эта великая игра проиграна. Я скоро умру.
Второй пренебрежительно усмехнулся:
— Ты не умираешь. Ты будешь продолжать жить. Да, в постоянных мучениях от боли, в жестоком разочаровании и унынии, потеряв не только себя, но и все права, которыми еще обладаешь. Ты больше не сможешь ездить верхом, не сможешь ходить, даже — старое жирное насекомое, парализованное в этой тюрьме на вершине самого маленького в мире островка. Ты же веришь, что до сих пор еще не умер? Тюремщик-англичанин достаточно поработал, чтобы сломить тебя и уморить голодом и ранами. Несмотря на слабость и отчаяние, на крыс, рвущих твои внутренности, ты сохранил конституцию льва. Да, ты будешь жить. Еще пять, десять, может, пятнадцать лет. Все больше стариться и впадать в слабоумие, без зубов, без зрения и остальных чувств, пока — как ты говоришь — не умрешь и не обратишься в прах. Но все это в далеком будущем. К могиле ведет нелегкий и долгий путь.
Он горько усмехается:
— Если я должен жить, у меня нет выбора. Я верил, что страдания почти закончены.
— Может быть, и так, — беспечно отвечает второй.
А потом внезапно поднимается и исчезает.
— Вернись, мерзавец, ты, призрак…
Он сознает, что призывает вернуться видение. И снова вздыхает.
В комнате остался запах срезанных трав, и ему вспоминается аромат сломанной герани в Храме Любви в Мальмезоне.