— Возьми дыню, отдай семечки козе и съешь кусочек. И не забудь о том, что нужно делиться. — Женщина закупорила бурдюк с вином и посмотрела на Рагош-ски. — Скажи, отчего ты готов сделать для меня так много? Только не нужно ссылаться на прихоть.
Рагош-ски отвечал ей неторопливо, обдумывая каждое слово:
— Большинство людей здесь, в Афинах, так же как и во всем мире, живут, словно… сомнамбулы, что бродят во сне. Они существуют, но живы лишь отчасти, жизнь их не бьет ключом, они не погружены в жизнь. Те же, кто живет по полной, — как путеводные звезды.
— Ты не можешь думать, что я одна из них, — недоверчиво качая головой, откликнулась женщина. — Как могу я?
— Мои слова относятся не к ситуации, — сказал Рагош-ски, вспоминая многие десятилетия, проведенные в храме Имхотепа, — а к внутренней истине.
— Теперь ты говоришь, словно мой муж, — улыбнулась женщина, взяла желтый и зеленый перцы, разрезала пополам и, удалив семена, по привычке разложила их сушиться на узкой полке.
— В этом случае ему известна твоя истинная ценность, — сказал Рагош-ски.
— Он называет меня сварливой теткой и даже хуже того, — отвечала женщина, энергично нарезая перцы.
— Вот здесь он не прав, — кивнул Рагош-ски.
Женщина застыла с ножом в руках.
— Спасибо тебе за эти слова, — тихо сказала она, с осторожностью принимая похвалу.
— Завтра ты уедешь, и тебе больше не придется отвечать за его поступки, — кивнул ей чужестранец.
— Мне бы хотелось, чтобы он узнал о моем решении уехать отсюда, если я приму таковое. — Она продолжала кромсать перцы, превращая их в овощную кашу.
— Отнесу ему весточку, если хочешь, — согласился Рагош-ски.
Женщина ссыпала нарезанные перцы в большой горшок и занялась луком. Острый аромат вмиг разнесся по крохотной хижине.
— Думаю, уж лучше выбрать тебя, чем солдат, — задумчиво сказала она. — По крайней мере, ты передашь ему, что мы в безопасности.
— Значит, ты согласна ехать? — спросил Рагош-ски.
— Не знаю. Но скажи ему, что мы с друзьями, или что-нибудь в этом роде, что хочешь, раз это все равно неправда. — Краем ладони они столкнула в горшок нарезанный лук.
— Неправда? — переспросил он, не в силах разгадать намерения женщины.
— Он говорил, что готов принять все, что угодно, — проговорила она, по-прежнему глядя куда-то вдаль. — И я убеждена, что сказал он это искренне. Но что, если ученики убедят его совершить сделку? Что же тогда будет с нами? — Она наклонилась, взяла ягненка, положила на стол и приготовилась снимать с костей мясо. — Скажи ему все, что угодно, расскажи ему такую историю, которая, как тебе покажется, больше всего нам на руку — детям и мне.