Не меньше, чем сам факт нашей встречи, меня поразила его внешность. Конечно, нелегко судить о возрасте человека, намного старше тебя, но, на мой взгляд, он выглядел точно так же, как и в день нашего знакомства в 1899 году. Я наскоро проделал несложный мысленный подсчет. К этому дню ему должно было быть уже за восемьдесят.
— Да, я должен объясниться, — сказал он, словно читая мои мысли. — Давай отыщем укромное местечко. У меня есть что рассказать.
Мы заняли столик в греческом кафе, снаружи, но в самой глубине галереи, в тени. На улице и так уже почти стемнело. Дневной поток пешеходов давно иссяк, но любители вечерних прогулок еще бродили по улицам. Александрия не слишком похожа на весь остальной Египет. Ее современная архитектура ближе к европейской, и до тех пор, пока мусульман не позвали к вечерней молитве, можно было подумать, что мы сидим на веранде где-то в Италии, а не в Африке.
Сэр Генри заказал напитки. Официант-грек едва их не расплескал. Он посмотрел на сэра Генри с явной неприязнью, и сдерживал его негодование только тот факт, что мы были англичанами и он ничем не мог помешать нам здесь находиться.
Я выпил. Сэр Генри приступил к рассказу.
— Это произошло на такой же улочке, — начал он, — здесь, в Александрии. Случайная встреча оказалась столь же удивительной, как и наша с тобой сегодня. Все было как в романе, словно сцена из книги Райдера Хаггарда: случайное столкновение с таинственной женщиной под вуалью, находка, ведущая к самым удивительным археологическим открытиям, и дальнейшие таинства, до сих пор остававшиеся в секрете… Потрясающий сюжет, как, уверен, ты бы мог выразиться в те дни.
В тот день, когда я «исчез», я отправился с места раскопок в Александрию на встречу с небольшой группой коллег. Я как-то особенно глубоко погрузился в свои мысли, ушел в собственный маленький мирок предчувствий и теорий, что было не самым своевременным занятием даже для Александрии. Безусловно, убийства и похищения здесь не так часты, как на темных улочках Каира, но, англичанин ты или нет, ты должен проявлять осторожность.
Но я ни на что не обращал внимания. Мой взгляд бездумно странствовал по сторонам, и я буквально наткнулся на женщину, одетую в платье и чадру по мусульманскому обычаю, но, что любопытно, без сопровождения мужчины. У нее с собой имелась черная сумка, и при столкновении из нее вывалилось несколько мелких предметов.
Я вежливо извинился и присел на корточки, чтобы помочь ей собрать вещи.
Вероятно, она не услышала моих извинений, потому что обратилась ко мне по-французски.
— Pardonez-vous, monsieur, — произнесла она глубоким, немного хрипловатым голосом. — Est-ce que vous etes Francais?
Мой разговорный французский достаточно хорош, поскольку часто приходилось пользоваться им на конференциях, и мы могли бы продолжать беседу на этом языке, но наши глаза внезапно встретились, и ее взгляд — как бы это сказать? — был, наверно, гипнотическим. Еще удивительнее, что затем она заговорила на не совсем классическом греческом языке со странным акцентом.
— Наша встреча — знак судьбы. Она угодна нашей богине.
Она собрала свои вещи и отбежала, но недалеко, остановившись за углом дома в конце улицы, где я все еще мог ее видеть.
Только в тот момент я понял, что женщина что-то вложила мне в руку. Это оказался каменный скарабей. В процессе своей работы мне приходилось держать в руках сотни подобных вещиц. Могу без скромности сказать, что способен определить сувенирную подделку от настоящей реликвии, как только возьму предмет в руку. Так вот, должен признаться, этот скарабей показался мне подлинным. Еще хочу добавить, что на нижней, гладкой стороне брюшка имелась резная надпись. Я зажег спичку и быстро прочел: «КЛЕОПАТРА».
Вот тогда и настал момент принятия решения, или толчка судьбы, или вмешательства богов. Можешь называть, как тебе понравится. Конечно, я был последним глупцом, что пошел за ней, и у меня нет даже оправдания молодости или неопытности. Словно персонаж дешевого романа, я поддался инстинкту, опрокинувшему все логические рассуждения, выбросил из головы мысли о грабителях на темных аллеях и всем прочем. Свою гордость я успокаиваю лишь предположением, что был околдован, что не сознавал своих действий, а каменный скарабей нес в себе заклятие, как какой-нибудь рубиновый глаз индуистского идола.
Сэр Генри умолк. Стало уже совсем темно, особенно там, где мы сидели. Внутри кафе горела лампа, и я видел, что вокруг вели беседу несколько греков, время от времени бросавших в нашу сторону хмурые и тревожные взгляды. Один из них даже сделал жест, известный на всем побережье Средиземного моря как охраняющий от дурного глаза.
— Но вы ведь не можете говорить об этом всерьез? — наконец произнес я. — Какое может быть в наши дни колдовство?
— Есть вещи, не поддающиеся времени, Дэвид. Они по-настоящему вечны. Это я узнал благодаря своему приключению… И это приключение продолжается и сейчас, даже когда мы говорим.
— Итак, я последовал за ней, — продолжил свой рассказ сэр Генри, — и даже не могу сказать, куда именно. Можешь это объяснять, как тебе вздумается. Мы оказались на улицах, о существовании которых в современной Александрии я даже и не подозревал. Я утратил чувство направления. Я знал, что море находилось… где-то там, но все меньше и меньше представлял, где именно это «там».