Оборотень

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да прекрати ты наконец гладить меня по спине, не то меня действительно стошнит, Янник.

Ритмичное похлопывание тут же прекратилось, но рука осталась лежать на плече Давида.

— Мне очень жаль, но я сижу здесь без дела уже целую вечность. Это сводит меня с ума! — Голос Янника срывался, но в нем уже слышалась радость от того, что его друг снова с ним.

— Что ты подразумеваешь под словом вечность? — спросил Давид, осторожно садясь.

— Столько, сколько понадобилось для того, чтобы раны Натанеля перестали кровоточить и лужа под ним почти загустела.

— Янник, черт тебя побери!

Давида снова стошнило, причем заметно сильнее, а тело никак не собиралось возвращаться под контроль. Все в нем устремлялось вперед, сознавая, что он непременно должен успеть спасти Мету. Мысль о том, что Хаген мог опередить его, не давала покоя.

А Янник продолжал болтать, причем создавалось впечатление, что он выговаривает все, что накопилось у него за последние недели.

— Я знаю, это звучит жестоко, но мне кажется, что для Натанеля так было лучше. Его тело больше ничего не хотело, и чтобы понять это, не нужно быть гением. Но меня, знаешь, это задело по-настоящему. Натанель привязал меня к себе, и это тяжело описать. Он прилепился к моему волку, чтобы знать, когда я свяжусь с тобой. Конечно, я оставил все как есть, я был бы хреновым другом, если бы позволил использовать себя в качестве жучка. Однако такая связь — это не улица с односторонним движением, понимаешь? Кое-что и я понял по поводу Натанеля. Точнее, больше по поводу его волка. Просто жутко сознавать, что существа скоро расстанутся. Не так, как ты умеешь, а навсегда. Никогда не быть больше вместе на том свете, что-то типа того. Теперь я знаю.

Не поднимая глаз, Давид размахнулся, и легонько ударил Янника в грудь. Молодой человек вскрикнул, но не обиделся.

— Может быть, для волка и нет никакого «того света». Это же просто ужасно, если даже собственная смерть не избавит от демона.

— Как ты можешь говорить такие гадости? — горячо воскликнул Янник, чем вызвал у Давида смех. — Ты просто хочешь бросить волка, чтобы он не визжал у тебя в ушах, когда ты спишь с Метой.

— Ох, Янник, чувак… — с трудом сдерживая смех, проговорил Давид, и ребра у него болезненно сжались.

В то же время он был бесконечно благодарен Яннику за эти необдуманные слова, потому что вместе с ними к нему вернулась жизнь. Когда он наконец почувствовал в себе достаточно сил, то поднял глаза и осмотрел чердак в поисках тела Натанеля.

Уже наступила, должно быть, полночь, потому что через слуховое окно видно было только беззвездное небо. Янник включил лампу под потолком, но ее слабого света не хватало на то, чтобы осветить огромный чердак. Тем не менее Давид безо всяких усилий разглядел очертания Натанеля, на тело и голову которого Янник что-то набросил — вероятно, свою куртку. Не считая темной лужи под трупом, вид убитого ужаса не вызывал.

К своему удивлению, Давид действительно смог смотреть на него, не раздираемый сознанием вины. Оно еще проявится, в этом не было никакого сомнения. Впрочем, он чувствовал потребность подойти к Натанелю, отбросить куртку и посмотреть, какого цвета стали у него после смерти глаза. Но потом он передумал. Никто из тех, кого он знал, не был настолько един со своим волком, как Натанель. Он даже пошел на то, чтобы принести себя в жертву на благо стаи.

Давид, расправляя затекшие плечи в надежде, что скоро сможет подняться, вдруг вспомнил о втором человеке.

— А куда это подевался Антон?

— Мешок… — со стоном сказал Янник, очевидно, прогоняя не совсем приятные воспоминания. — Он поймал меня, когда я хотел посмотреть, что там Натанель делает под крышей. Поймал меня, словно бродячую шавку. Ну, возможно, мне не следует жаловаться… С моей стороны было довольно глупо пытаться пробраться сюда. Но после того как он увидел труп Натанеля, то решил, что его задача выполнена, и свалил. Невероятно, правда?

К очевидному неудовольствию Янника, Давид оставил его слова без ответа. Вместо этого он посмотрел на лампочку, висевшую на голом кабеле.