Оборотень

— Чертов кобель! — с трудом выдавил из себя Тилльманн, окутываясь силой демона.

Когда Хаген только презрительно улыбнулся в ответ, Тилльманн решил его атаковать, но это был такой предсказуемый ход, что он в любом случае провалился бы. В последний момент Давид, который уже успел подняться, удержал его, схватив за плечо. Тилльманн угрожающе зашипел, но Давиду было уже не до него: Хаген воспользовался благоприятным моментом и исчез в кустах.

Подгоняемый яростью, заставившей его забыть о собственном непослушном теле, Давид гнал горящий силуэт Хагена сквозь темноту. Это должно закончиться, причем прямо сейчас! Он не чувствовал, как ноги касаются земли, не замечал ни зарослей, ни ветвей, оказавшихся на пути, не обращал внимания на жжение в груди. Хаген совсем близко, и это было единственно важным! Давид вытянул руку, но не достал его. Он издал крик ярости, и его демон принял форму волка в прыжке, чтобы мгновением позже опрокинуть Хагена. В момент падения Давид оказался рядом и изо всех сил рванул его голову.

Когда Хаген ударился об землю, жизненная сила уже оставила его.

Охваченный дрожью, Давид перевернул его на спину. Посмотрел в застывшие глаза, на которые упали черные пряди. Даже в смерти в чертах его лица была уверенность в своей победе, Пока Давид наблюдал за тем, как хлопья снега опускаются на приоткрытые губы Хагена, волк вернулся к нему и негромко заскулил.

— Все хорошо, — сказал Давид и протянул руку, чтобы они снова смогли стать одним целым.

После того как волк вернулся к нему, он мгновенно понял, чего боялся демон: над трупом Хагена возвышалась туманная тень. В последний раз волк покинул своего хранителя.

Нет, подумал Давид, пятясь назад. Не надо больше превращений, я не выдержу.

Глава 38

Торговля кровью

Вообще-то Мете не хотелось открывать глаза. Она не могла сказать, что снаружи — тьма или свет. Она чувствовала себя невесомой, словно шелковые ленты держали ее в пустоте. Но ленты сдавливали все сильнее и сильнее, впивались в тело, и она уже не могла этого выносить. Когда она попыталась пошевелить словно налитыми свинцом руками и ногами, послышался странный звук, глухой и далекий. Ей не хотелось знать, что это, но звук все приближался.

— Не хочу, — прошептала Мета и испугалась, когда собственный голос прогрохотал в ушах.

Звук превратился в смех. Поначалу низкий, грудной, он становился все выше и звонче. Женский смех… Мета озадаченно открыла глаза и увидела бледное лицо и огненно-рыжие волосы. Женщина, которая сделала вид, что нападает на нее, чтобы она впустила волков, теперь держала ее в объятиях, крепко прижимая к себе, и голова Меты покоилась у нее на плече. От нее пахло свежеопавшей листвой и влажной землей, как в парке, где была арена. Жизнь моментально вернулась к Мете. Она осторожно высвободилась и вопросительно посмотрела на женщину. Та улыбнулась в ответ.

— Я — Мэгги, — сказала она, проводя рукой по волосам Меты, словно та была маленькой девочкой, которую нужно похвалить. — То, что ты сделала, просто великолепно! Я все еще не могу этого понять.

— А что я сделала? — спросила Мета, едва ворочая языком, который, казалось, увеличился в объеме раза в два и теперь заполнял весь рот.

Похоже, Мэгги снова собиралась заключить ее в объятия, но тут Мета, услышав далекий волчий вой, вздрогнула. Мэгги закусила нижнюю губу и поднялась, увлекая ее за собой, хотя Мета и пыталась протестовать.

— Ты не только успокоила стаю Давида, но и заново объединила ее, — пояснила Мэгги, поддерживая Мету.

— Стаю Давида?

Мета была еще слишком слаба, чтобы осознать события, случившиеся до и после того, как она потеряла сознание. Прошло, должно быть, не более двух минут после того, как Давид бросился за Хагеном, однако ей казалось, что прошло гораздо больше времени.

Мэгги, увидев растерянность в глазах молодой женщины и расценив ее как страх за Давида, прижала Мету к себе.

— Это будет стая Давида, когда он вернется. А он вернется, это я тебе обещаю.