Оборотень

— Ребекка согласилась, чтобы я пошел с тобой, потому что так захотел я. Я могу вернуться в семью в любое время.

— Ах, вот как? — На жестком лице Конвиниуса появилась печальная улыбка. — Возможно, она даже откроет дверь, если ты постучишь. Но какой будет цена за это? Та, что в один прекрасный день волк разорвет ей горло? Ты запятнан демоном, который живет в тебе, а отсюда исходит опасность, потому что ты не хочешь совладать с ним. Любой хоть сколько-нибудь разумный человек заметит, что от тебя не стоит ждать ничего хорошего, и поэтому мы ушли. У тебя ведь уже был подобный опыт, не так ли, Давид?

— Может быть, волк и злой, но он мой!

Хотя мальчик изо всех сил боролся со слезами, сдержать их он не сумел. Он чувствовал желание ударить Конвиниуса — в качестве расплаты за горе, которое тот причинил ему своими словами. Но волк успокаивающе заворчал — хорошо знакомое утешение, — и мальчик расслабился.

— Я стану старше и умнее, а когда сумею совладать со своим волком, то пойду домой!

— Если однажды это тебе действительно удастся, я буду очень рад. Но боюсь, что у тебя ничего не получится, пока ты будешь рассматривать волка в качестве союзника, а не противника, с которым нужно сражаться до последней капли крови. Демон обманывает нас, притворяясь, что он не более чем волк, вполне понятное существо. На самом деле он жаждет крови и власти. Пока ты не контролируешь его, ты не можешь жить среди людей.

Это было ключевым моментом, который пытался донести до него Конвиниус. При этом он пользовался не только словами, как о том свидетельствовали зарубцевавшиеся раны на спине Давида. В зависимости от настроения мальчик был в его глазах то слабой жертвой, бессильной перед умением демона соблазнять, то предателем, послушным лакеем, который добровольно отдается на волю волка, не думая о последствиях, которые будет иметь этот союз.

Громкий стук на этаже над головой, сопровождаемый громкими проклятиями, вырвал Давида из печальных воспоминаний. Он находился посреди пустой комнаты, пожелтевшие обои которой свидетельствовали о том, где когда-то стояла мебель. В нос ему снова ударил запах листвы, и прошло некоторое время, прежде чем он заметил, что на оконном стекле появилась тонкая трещинка.

Давид не мог заставить себя рассмотреть ее повнимательнее. Как и каждый раз, когда он думал о Конвиниусе, ярость от перенесенных страданий и унижений смешивалась со скорбью. Раньше Давид ругал себя за эти чувства, но со временем просто признался себе в них. Несмотря ни на что, Конвиниус был для него учителем. И совсем неважно, какими ужасными средствами жестокий сгорбленный мужчина доказал ему, что волк — это бестия, конец Конвиниуса был им не заслужен.

Конвиниус стал жертвой собственного искусства — способности отделяться от своей тени. После многих лет, в течение которых он всеми средствами пытался уничтожить собственную тень, на его ненависть ответили. Остался только растерзанный труп. Но хотя тень наконец-то покинула Конвиниуса, его чудесным образом не пострадавшие черты не выражали спокойствия и умиротворения. Бледно-серые глаза смотрели в никуда, словно даже в смерти не могли избыть печаль длиною в жизнь. Впустую потраченную жизнь…

С сопением, которое сделало бы честь паровозу, в комнату явился Хальберланд. Давид виновато вздрогнул и быстро отступил от окна. В темноте отсутствие у него тени не бросится в глаза.

— Два звонка… — прохрипел Хальберланд, не заметивший ни испуганного лица Давида, ни отсутствия у него тени. — Сначала — новый хозяин: он застрял где-то в пробке и по дождю не решается появиться здесь один. Осмотр дома перенесен на завтра. И мне это на руку, потому что уже темнеет. Второй звонок — от твоей подружки. Я должен передать, что тебе что-то оставили и оно в галерее. И чтобы ты зашел.

Лицо Давида прояснилось. Мысль о том, что он вот-вот увидит Мету, разом прогнала неприятные воспоминания.

— А я могу уйти прямо сейчас, раз сегодня ничего больше не будет?

— Вперед! — согласился Хальберланд. — В конце концов, скоро ничего не будет видно, а от проводки в этом случае лучше держаться подальше. Но вот скажи… Неужели фирма по найму забирает у тебя такую часть зарплаты, что ты не можешь позволить себе мобильный телефон?

Давид презрительно пожал плечами.

— Я просто терпеть не могу такие штуки.

— Как и автомобили, да? Значит, ты у нас не только дизайнер интерьеров, но и защитник природы.

— Да, что-то вроде этого, — сказал Давид и улыбнулся шефу.

Новая жизнь ему очень и очень нравилась.