Оборотень

У Меты вертелось на языке, что тень приняла форму, повинуясь ее зову. Но одного только упоминания об этом, наверное, оказалось бы для Рахель слишком. Да и Мета не испытывала желания усложнять все еще больше.

Поэтому она снова сосредоточилась на рассказе подруги о младшем брате.

— Августен тоже был сильным? — осторожно спросила она и представила себе мальчика с темными курчавыми волосами, с такими же открытыми чертами лица, как у Рахель: как он вытягивает руку и касается крупной головы волка, который ростом почти с него.

Рахель кивнула, убирая за ухо непослушные пряди.

— Ребенком Августен был сильным, потому что находился в гармонии с собой. А почему бы и нет? Волк был ему другом, доверенным лицом и каким-то непостижимым образом частью его самого. Мы с родителями тогда понятия не имели, с чем столкнулись. Хотя мы то и дело становились свидетелями проявлений волка, но чаще притворялись, что речь идет просто о необычайно настойчивом друге-фантазии. Запутанная история, о которой никто из нас не мог говорить. Августен рос и, понимая, что семья хранит мрачную тайну и страдает от этого, становился все более и более неуверенным. Он любил нас, но и своего волка он тоже любил. Это непреодолимое противоречие было необычайно болезненным для обеих сторон и оставило глубокие раны, которые так никогда и не зарубцевались. Вполне вероятно, что Давид может рассказать точно такие же случаи из своего детства.

Мета прикрыла глаза. Она приняла рассказ Рахель настолько близко к сердцу, что забыла о собственном горе. В то же время она ощущала близость к подруге и благодарность за доверие. Рахель, должно быть, было очень тяжело рассказывать историю своего брата, историю, полную потерь, — если Мета правильно истолковала дрожь в ее голосе. В то же время она поняла кое-что и о Давиде — то, чего не осознавала раньше. Отсутствие у него родственных корней и постоянная боязнь того, что она его прогонит… Желание близости, жившее в нем несмотря на необъяснимую отчужденность… Вполне вероятно, что у Давида с Августеном были сходными не только детские воспоминания.

Легкое прикосновение руки вырвало Мету из размышлений. Это Рахель предлагала ей еще чаю. Мета с благодарностью приняла ледяными руками горячую чашку и улыбнулась. Подруга с признательностью ответила на ее улыбку.

— Даже передать не могу, как я благодарна за то, что ты пришла и рассказываешь мне все это. Это настоящая дружеская услуга.

Рахель покачала головой.

— Я должна была сделать это ради тебя… и в какой-то степени ради себя. Ты должна понять, что, получая Давида, не просто получаешь мужчину с волком в придачу, а человека, чья жизненная история, вполне вероятно, полна ловушек.

Мета пристально поглядела на подругу. Со все возрастающим беспокойством она отметила, что, прежде чем продолжить говорить, Рахель закусила нижнюю губу.

— Давид не чувствует себя одним целым со своим волком, а это может быть очень опасно. Он оставил стаю — а я считала, что это невозможно, — и не заботится о своем волке… Не стоит полагать, что с волком очень легко иметь дело, по крайней мере в том случае, когда человек перестает играть по правилам. А самое важное правило гласит: живи в стае, и неважно, насколько она мала… или насколько испорчена. Волки нужны друг другу, и им нужен сильный вожак, который прокладывает для самых слабых путь в наш мир. Поэтому волк здесь: он хочет быть частью этого мира. С этой точки зрения Давид не так уж и не прав, когда называет волка демоном. Когда человек начинает отворачиваться от него, он превращается именно в это: чужую силу, которая захватывает тебя и выдвигает свои требования. Такое раздвоение выдержит не каждый.

Рахель закрыла лицо руками, и Мета услышала, как подруга тяжело вздохнула. Только через некоторое время она отважилась задать вопрос, который давно уже вертелся у нее на языке.

— Что стало с Августеном?

Рахель провела рукой по глазам, посмотрела на Мету, и во взгляде ее читалась причудливая смесь еле сдерживаемой ярости и печали.

— Когда Августен стоял на пороге юношества, в нашу семью пришла женщина — якобы мой брат случайно встретился ей и она увидела, как обстоит с ним дело. Она рассказала нам о его тайне и предложила принять его в свою стаю. После продолжительных дискуссий мои родители отдали ей Августена, который поначалу был более чем счастлив. Вероятно, он думал, что у него может быть и то и другое — и стая, и семья. Однако женщина-вожак оказалась очень властной и выходила из себя, если Августен покидал территорию, чтобы повидать нас.

Рахель на некоторое время умолкла и, погруженная в свои мысли, в растерянности оглядела комнату.

Мета беспокойно пошевелилась, не зная, как помочь подруге.

— Рахель, — осторожно сказала она, — если тебе настолько больно… Мне не хотелось бы, чтобы ты тревожила старые раны, чтобы помочь мне.

На миг Рахель застыла, словно ее силой вырвали из сна, потом с нежностью посмотрела на Мету.