Результат борьбы неважен. Если армии Европы уничтожат борцов Африки, в смерти мы обретем больше, чем получат наши противники. Но армии Европы бессильны, потому что началась Вторая Эволюция человека. Вожди и пророки Африки, словом и делом которых стал Верховный Исполнитель, более не обращаются к людям разума и науки. Они обращаются к своим собственным народам. Я призываю сыновей и дочерей Африки к вечному жертвованию. На этом алтаре не имеет значения, терпите вы боль или причиняете ее. Круг завершен и древнее знание возвращается. Призываю всех, ибо настало время смерти, которое навсегда сменится временем любви. Призываю всех, ибо без познания одного не будет познания другого. Призываю всех; благословенные, наследуйте то, что заложено для вас с начала мира».
Вечером того дня, когда появилось это воззвание, толпы на улицах были гуще, чем когда-либо. В специальном выпуске газет сообщалось о первой жертве: негра буквально загнали на Хэмпсгедской пустоши, а потом (возможно, по неосторожности) убили. Сэр Бернард позвонил Изабелле.
— Помнится, ты однажды говорила, — сказал он, когда она взяла трубку, — что Хэмпстед — негритянский район, вот я и решил узнать, как у вас там, все ли спокойно?
— Я бы не назвала это беспорядками, — ответила Изабелла. — Так, маленькое происшествие. Люди шумели возле нашей двери, и у нас дома сейчас находится цветной джентльмен.
— Господи! — воскликнул сэр Бернард. — Кто его привел — ты или Роджер?
— Мы вместе, — объяснила Изабелла. — Услыхали шум и выглянули на улицу, а там негр — по крайней мере, чернокожий, — негр это ведь кто-то вполне определенный, верно? — около нашей двери, а вокруг — такая неприятная бесноватая толпа белых. Роджер вышел и поговорил с ними, но без всякого толку. Он пытался им объяснить, как подобает вести себя англичанину… Наверное, они его поняли, потому что стали бросать камни и размахивать палками. Поэтому Роджер втащил его в дом, и вот он здесь.
— Ты в порядке, Изабелла? — резко спросил сэр Бернард. — А что делает толпа?
— Да что ей делать? Ну, покидали камни в окна, одно разбили, а потом появилась полиция, и они ушли, — ответила Изабелла. — Не волнуйтесь, я в полном порядке. Как раз собиралась варить кофе. Может, зайдете на чашечку?
— А где ваш гость? — спросил сэр Бернард.
— Разговаривает с Роджером об африканской любовной поэзии, — сказала Изабелла. — Они прекрасно сошлись, только насчет наречий никак не договорятся. Роджер считает, что наречиям не место в большой поэзии — не понимаю, почему.
— Я бы хотел его послушать, — сказал сэр Бернард. — Спасибо, Изабелла, я зайду, если позволишь.
— Конечно, — ответила Изабелла, — а кофе я могу и через полчаса сварить. До встречи.
На этот раз сэр Бернард взял такси: обычно он их избегал, предпочитая более активное созерцание жизни в автобусах и подземке, ну и еще потому, что, как правило, не торопился. В доме он обнаружил Филиппа и Розамунду, сидящих бок о бок на кухне и наблюдающих, как Изабелла варит кофе.
— Проходите, сэр Бернард, — сказала она, впустив его. — Скоро увидите нашего спасенного. Он в единственной комнате с камином, а поскольку Розамунда до смерти его боится, нам приходится ютиться на кухне, чтобы не замерзнуть. Как кто-то сказал: «Октябрьские ночи зябки»…
— Изабелла, — гневно возразила ее сестра, — вовсе я его не боюсь, но думаю, что с его стороны не очень-то хорошо здесь оставаться. Почему он не идет домой?
— Ты забыла о шайке, рыщущей у садовой калитки? — спросила Изабелла. — К тому же Роджер еще не все рассказал гостю о взаимосвязи ударения и поэтического размера. Дорогая моя, когда ты выйдешь замуж, ты же не захочешь, чтобы друзья Филиппа расходились по домам, пока он окончательно не выговорится. Иначе в полночь он притащится в твою комнату и захочет поделиться кое-какими мыслями, которые не успел изложить им. А поскольку ты спишь и не знаешь, о чем был разговор, да еще и не понимаешь, надо ли ему возражать или лучше соглашаться, хотя ты готова и на то и на другое, лишь бы отделаться, тебе будет трудно ему угодить. Мы с Роджером, по-моему, так никогда всерьез и не ссорились, — продолжала Изабелла, наливая молоко в кастрюлю. — Только однажды, когда он разбудил меня среди ночи вопросом: «Что в поэзии является эквивалентом принципа дуги?», я действительно рассердилась, но он даже внимания не обратил, продолжал бормотать строфы и пытался понять, похожи ли они на дугу. А все потому, что его друг, пришедший на обед, ушел в полдвенадцатого, а не в полвторого. Розамунда, всегда помни: ты нужна мужчине, чтобы он мог побыть один.
— Ты имеешь в виду, побыть без меня? — спросила Розамунда, по-хозяйски глядя на Филиппа.
— Нет, — сказала Изабелла, — сэр Бернард, молоко кипит… большое спасибо. Нет, Розамунда, не в этом дело. Я имела в виду именно то, что сказала. У мужчины должна быть женщина…
— Перестань говорить «мужчина». Изабелла, — запротестовал Филипп.
— Ну хорошо Филипп, дай мне ложку, — тогда так: у Филиппа должна быть ты, чтобы он имел возможность побыть один. Если бы тебя не было, ему не от кого было бы отдыхать.
ebooksa