— Ты что, мужик, больной? — тревожно пробасил Дед Мороз, подхватывая распростертые объятия музыкального инструмента. — Пошто на людей кидаешься?!
— А сам? — кое-как справился с нахлынувшими чувствами Вадим. — Курить собрался, а вон какой огнеопасный!
— Плевать! — убежденно заявил Дед Мороз и коротким привычным движением ловко сдвинул бороду, чуть ли не за спину.
— Не курю! — непреклонно сообщил Вадим, чувствуя, как его уже разбирают приступы подступающего античного смеха.
— Понял, — буркнул баянист и оглушительно чихнул. Затем они со Снегурочкой церемонно расступились, дружно пропуская невежливого мужика. Вадим фыркнул и прошел вперед. Но не тут-то было!
— Мужик! — услышал он за спиной. Внутренне готовый к любому неприятному подвоху в расплату за фигу, он обернулся, и… в глаза Вадиму плеснуло ослепительным светом. Это Снегурочка протягивала ему стерженек зажженного бенгальского огня, рассыпающего во все стороны колючие желтые искры. И поскольку времени у массовито-затейной парочки, видимо, было в обрез, они попросту сунули ему в руку трескучий огонек. А сами зашагали во тьму, на ходу раскрывая объятия визгливых мехов. Огромная толпа сразу же встретила их криками и веселой пьяной руганью.
— А вот и пропащие! Дуй в меха! Крути педали!
Дед Мороз бесстрастно пробился к микрофонной стойке и в свете буравящих спину прожекторов зычно заорал:
— А вот и мы, детушки-ребятушки! Дедушка пришел с внучкой! Ну-ка, ну-ка, встречайте веселее!
Громкий, хотя и нестройных хор подначек и свиста встретил его тронную речь. Дед Мороз, однако, ничуть не смутился, а важно подбоченился, взял на баяне безумный доминант-септ-аккорд и торжественно продекламировал:
Вадим остановился как вкопанный, уставился на Деда и, медленно стянув с головы вязаную шапочку, вытер ей мгновенно вспотевший лоб, лицо, щеки. Их немедленно принялся пощипывать ночной морозец.
— Мать твою! Круги своя… — прошептал он, пораженный и внезапным узнаванием, и очередной гранью тайны, открывавшейся для него этой ночью на каждом шагу. Точно загадки выстроились в длинную суетную очередь, и все — к нему в двери. «Да это ряженые, — думал он, высматривая красную шубейку и белый сарафан. — Просто ряженые! И сейчас их погонят…»
Его предсказание исполнилось даже быстрее, чем Вадим мог ожидать.
Толпа внезапно загудела, заулюлюкала, милиционеры обеспокоенно подались ближе к помосту, и подставных затейников погнали от микрофона градом метательных снарядов. К счастью, из них самыми опасными для здоровья были лишь баллоны из-под местного пива с честным и много чего говорящим российскому человеку названием «Ерш Ершович». Ряженые, весело огрызаясь и вполголоса матерясь, спешно ретировались под защиту елки и озябшей, красноухой милиции. Там, под дощатым помостом они сноровисто разлили шкалик в пластиковые стаканчики. Вадим попятился, но его уже заметили.
— Эй, мужик! — дружно окликнули его ряженые. — Кончай хмуриться, давай к нам!
Вадим смущенно пожал плечами. Те замахали ему настойчивее.
— Давай, не стесняйся. Чего грустить?!
Он несколько мгновений нерешительно стоял под елкой, а потом тоже махнул рукой и полез к актерам. Ему тут же сунули в руку одноразовый мятый стакан.
— Давай, приятель, с наступающим! А то, как мы поглядим, уж больно ты сердитый.
Они неловко, с шелестом вместо положенного в таких случаях звона чокнулись.