— Да я что? — разом похолодел Браславский. — Я ж так, без всякого умыслу. Мыслил, так сказать, без замыслу. Уж как промыслилось…
И почувствовав, что вконец запутался в словах, помещик от души приложился к кружке и тут же истово перекрестился.
— А что, неужто девицу безвинную перевертыш поймать хотел? — понизив голос, испуганно прошептал хозяин. — Вот ведь дьявол безрогий…
И тут случилось удивительное: тени от свечей, как сговорившись, тут же выросли и нервно заплясали на стенах и окнах. Словно бы сам враг рода человеческого услыхал, как поминают его недобрым словом, и теперь веселился, подавал весточку. Мол, слышу, вижу и теперь вас уже не забуду…
— Человек, что из когтей оборотня спасся, углядел и запомнил обличье сатанинского отродья, — ответил Вадим. — Потому и велено взять того человека под неусыпную охрану. Ценный свидетель он, получается, и в случае встречи сможет того оборотня опознать.
— Вона как! — протянул Браславский. — Ну, тады понятно.
И он тут же оторвал крепкими и острыми зубами куриную ножку и в одно мгновение ловко обглодал. Да так смачно, что и Вадиму неожиданно и просто непереносимо захотелось курятины. Однако вместо этого дознаватель хмыкнул, откинул несколько крючков рубашки и размашисто вытер лоб.
— Уф-ф, жарковато тут у тебя.
Он рассеянно оглядел дом, скользя взором по наиболее дальним и темным углам.
— А что, пан Митяй, не выйти ли нам на двор? Просвежиться бы чуток потребно…
— Почему и нет? — отозвался хозяин, с сожалением поглядывая на уже облюбованное крылышко. Судя по размерам, оно вполне могло принадлежать горному орлу, а не местной хохлушке. Вадим встал и вышел, царапнув взглядом по своим помощникам. Браславский тяжело поднялся и последовал за гостем. В сенях пан Митяй прихватил с гвоздя тяжелую овчинную шубу и, невзирая на протесты Вадима, набросил ему на плечи.
— Сейчас, на святки, морозы особенно злые. И хитрые, между прочим. Любую щелку найдет в душе холод, схоронится там. А когда не ждешь, глядишь, и прихватит в одночасье — то в жар, то в хлад, как говорится.
Они вышли на подворье, под темное беззвездное небо. И следом тут же скрипнула дверь. Оба как по команде резко вскинулись, обернулись.
Держась за живот, Арунас с виноватой улыбкой выскочил из дому и короткими перебежками, пригибаясь и кряхтя, помчался к отхожему месту. На ходу он остановился, замер и оглушительно чихнул, так что в соседнем доме за низенькой изгородью тут же немедленно выскочила из конуры здоровенная собака и сердито залаяла. Через минуту незадачливый слуга уже крепко заперся в специальной будке, построенной за домом нарочно для самого пана Браславского. Там, очевидно, был постоянный набор свеч и кресало, потому что внутри тут же вспыхнул лучик света, и вслед за ним послышался удовлетворенный вздох Арунаса. По всему было видно, он устроился там надолго и с комфортом, который ценил в жизни едва ли не превыше всего.
Браславский усмехнулся и предложил Вадиму трубку. Дознаватель, однако, вежливо, но решительно отказался.
— На нашей службе курево ни чему, — пояснил он озадаченному хозяину. — Порой, пан Митяй, приходится выслеживать крупного зверя, а у того на табак нос, сам понимаешь, чуткий.
— Не приведи Господь и Пресвятая Дева Мария встретиться с вашим зверьем, пан Секунда, — сокрушенно пробормотал помещик.
— Вот это верно, — согласился дознаватель. — Однако подчас люди из плоти и крови не менее занимательны, нежели духи или прочие порождения мрака. Особенно те, что в самый канун пресветлого праздника вместо того, чтобы предаваться радостям плоти, закаляют свой дух и тело в страхе и хладе. И в отчаянии темном, как мне сдается.
— Что… что вы имеете в виду, пан Секунда? — запинающимся голосом пролепетал Браславский.
— А ты как будто и не знаешь, для чего мы сюда приехали? — холодно ответил Вадим. — Я говорю о молодой особе, что сейчас как раз прячется в заброшенной часовне на краю деревни. Между прочим, твоей деревни, ясновельможный пан, прошу заметить!