Сердце волка

22
18
20
22
24
26
28
30

— Маскировки?

— От образа австрийской версии Индианы Джонса, — пояснил Штефан. — Каково же ваше истинное лицо? Как обычно, ни то, и ни другое?

— Может быть, — ответил Уайт с таинственным видом. — А может, чтобы правда открылась, должно пройти еще очень много лет.

Они подошли к лифту. Когда приехала кабина лифта и они вошли в нее, Уайт вдруг спросил:

— Что вы рассказали?

— О чем?

— Обо мне. И о том, что произошло в Хорватии. Вы знаете, что я имею в виду.

— Неужели?

Лифт начал с гудением подниматься, и в Уайте в тот же миг что-то переменилось — не в выражении лица и не в манере держаться, а что-то внутри него. Штефан на мгновение почувствовал себя так, как в то утро, в другом подземном гараже и в другом лифте: он словно бы заглянул за внешнюю оболочку людей и предметов и теперь воспринимал Уайта как нечто целостное, а не как совокупность отдельных черт, присущих ему. Такой способ восприятия мира раздражал и пугал Штефана, однако в этом было и что-то захватывающее.

— Я слышал, что у вас… были кое-какие проблемы. Это так?

— Вы хорошо информированы, — сказал Штефан.

Конечно же, Уайт появился откуда ни возьмись отнюдь не случайно. Штефану это было понятно уже с первого мгновения их встречи.

— На том стоим! — произнес Уайт без тени улыбки.

— Тогда вы, по всей видимости, знаете, что мы никому ничего не говорили, — заметил Штефан. — Так что не переживайте — в этой стране никто не знает о вашем существовании и мы никому не рассказывали о ваших грязных делишках.

— В самом деле? — спросил Уайт. — Вы, наверное, хотели сказать: никому, кроме вашего шурина?

Штефан прикусил язык. Уайта, похоже, действительно хорошо проинформировали. Штефан предпочел промолчать.

— А кому еще? — не унимался Уайт.

— Никому, — заявил Штефан. — Да и Роберту лично я ничего не говорил об этом. Ему рассказала Ребекка. Я ведь не забыл, что вы мне советовали той ночью в Волчьем Сердце. Вы тогда излагали свои мысли достаточно прямолинейно.

Уайт вздохнул.

— Вам следовало бы поговорить со своей женой, — сказал он. — Я знаю, что мои слова вам могут показаться злой насмешкой, однако я действительно желаю вам только добра, Штефан.