Кронос

Про себя Аттикус подивился, как такой субтильный человек может пить пиво на манер заправского забулдыги. Тревор был как бы двухцветным: черное — белое; день и ночь. Впрочем, дальнейшее изучение этого необычного человека подождет, сейчас налицо более важные вопросы.

— Вы вроде хотели мне объяснить, ради чего я здесь?

Тревор со вздохом поставил пустую бутылку на столик.

— Ну, да, да. — Он скрестил ноги и положил сцепленные руки на колено. — Скажу вам правду. Мне скучно.

Аттикус недоуменно посмотрел на него.

— Нет-нет, не сию минуту. Я хотел сказать: мне было скучно до тех пор, пока я не услышал о том, что с вами приключилось. Не думайте, что меня так уж тронула ваша трагическая потеря, но… услышав про это чудовище, я испытал такое же возбуждение, как некогда в детстве, когда я впервые увидел океан. Я хочу найти его, доктор Янг. Найти и убить.

— Почему убить?

— У вас наверняка есть на это свои причины, что же касается меня… боюсь, они более эгоистичны. Прошу вас, пойдемте. — Тревор встал и ухмыльнулся. — Чтобы лучше меня понять, вам необходимо увидеть мою коллекцию.

Аттикус прикончил пиво, взял с пола свою сумку и пошел вслед за Тревором. Они миновали истукана с острова Пасхи и — дальше, по длинному коридору, изгибающемуся широкой дугой. По правую руку тянулся ряд дверей, по левую дверей не было. Тревор шагал впереди, весело что-то мурлыча себе под нос. Наконец коридор закончился огромным залом. С находящейся выше палубы спускались две лестницы, у подножия которых стояли три фигуры демонически красивых женщин. Они были действительно прекрасны, одетые лишь в почти ничего не прикрывающие накидки. Верхняя, открытая часть туловищ являла взору груди идеальных форм. Чуть приоткрытые рты, чувственные полные губы, высокие скулы. Но на голове… вместо волос у них были свившиеся кольцами змеи. А ниже талии, где должны бы красоваться длинные ноги, опускались к полу змеиные тела.

— Медуза, — прошептал Аттикус.

— Только одна из них, — уточнил Тревор, отпирая двойные двери отмычкой.

«Еще одна странность», — подумал Аттикус.

До сего момента он наблюдал на яхте лишь самые современные способы открывания дверей: голосом, сличением отпечатка пальца и сетчатки глаза. А помещение, в котором хранятся самые большие ценности, открывается простой отмычкой.

— Две другие носят имена Стено и Евриала. Они действительно привлекательны. Охраняют мою коллекцию.

Тревор резко распахнул двери, за которыми обнаружилось громадное помещение. Оно тянулось на добрую сотню футов в обоих направлениях, а в высоту было с четырехэтажный дом. Но не размеры зала приковывали внимание — взгляд не мог оторваться от находящегося внутри.

Аттикус вошел и застыл с широко раскрытыми глазами. На стенах висели картины, в которых он признал работы Моне, Ван Гога, Рембрандта, Да Винчи и Пикассо — известнейшие полотна, выставленные в Лувре; и тем не менее они здесь и выглядят как настоящие. Тревор, казалось, снова прочитал его мысли, хотя Аттикус не сомневался: всякий, кто видел картины, задавался тем же вопросом.

— Уверяю вас, это все подлинники, — сказал Тревор.

Аттикус подошел к «Тайной вечере» Леонардо, великолепной во всех отношениях, даже еще более впечатляющей, чем та, которой восхищается мир. Стоя перед картиной размерами двадцать девять на пятнадцать футов, Аттикус почувствовал себя карликом.

— Та, другая — подделка?

— Нет-нет, — ответил Тревор, явно обрадованный возможностью объяснить. — Они обе настоящие. Но та, что находится в монастыре Санта-Мария делле Грацие в Милане, своего рода набросок. Конечно, очень хорошо проработанный набросок, но не окончательная работа. Великий да Винчи знал, что фреска, выполненная темперой по гипсу, не будет долговечной.[24] Окончательный вариант, который вы сейчас видите, — это масло по холсту, значительно более долговечный, и картина… как будто живая. Вам не кажется?